Денис Козлов - Контрразведчик

— Что тут? — раздался позади голос ротного. — Взвод, разойтись. Командиры отделений, командир взвода, за мной.

Показав рукой, ротный быстро направился в глубь завода.

— Я, — зло начал Сапега, построив всех четверых перед собой, — не могу понять три вещи в этой жизни. Всего три! Почему самолеты летают и не машут крыльями! Почему корабли железные — и не тонут! И как можно быть такими раздолбаями, как вы! Кто начал драку?

— Я! — коротко ответил Михайленко.

— Причина?

— Занятие рукопашным боем с личным составом.

— Ах, так ты личному составу приемы показывал. Это так? — спросил он у сержантов.

— Так точно, товарищ капитан.

— И как?

— Неплохие приемы, — потирая челюсть, ответил краповик.

— Михайленко, — продолжил капитан, — вы поставили задачи всем отделениям?

— Кроме третьего.

— Третье завтра с вами сопровождать инженерную разведку поедет, пусть отсыпается сегодня. Бегом выполнять распоряжение командира взвода!

Сержантский состав быстро ретировался.

— Михайленко, ты мозги трахать будешь подружкам своим, а мне даже не пробуй. Очень ты плохо начал. Мне дежурный доложил, с чего все затеялось. Поверь, это можно было разрулить и словами, а не… Представь, что было бы, если б он тебя накаутировал!

— Я бы уволился.

— Хренушки! Сначала бы пять лет контракта отслужил, зная, что личный состав тебя не уважает. Надо немного мозгами думать. Помни: кулаки — это тогда, когда словами уже решить ничего нельзя. А у тебя была возможность. Более того, младший сержант Логинов — из тех, кто выстебывается перед бойцами, но многого, включая угрозу увольнения, боится как огня.

Перед медленно передвигающимся бэтээром прикрытия из отделения комвзвода Михайленко шли с минно-розыскной собачкой три бойца инженерной роты. Один из солдат, в наушниках, маленький, и оттого несуразно большими казались на нем сапоги, шел наперевес с миноискателем.

— Товарищ лейтенант, — обратился к Максиму пулеметчик отделения, из старослужащих, — а вы знаете любимую поговорку саперов нашей бригады?

— Ну?

— Одна нога здесь — другая там, — засмеялся боец, глядя на оглянувшихся солдат инженерной роты.

— Сплюнь, — ответил Максим.

— Нет, правда, такая поговорка есть.

— Чтоб ноги были там, где им надо быть, по сторонам лучше смотри, — уже серьезно сказал Михайленко, и солдат смолк.

Из жилых домов, справа от бронетранспортера, вышел местный милиционер.

— Салам, — махнул он рукой командиру отделения сержанту Андрею Васнецову.

— Саламчик, Руслан, — ответил тот. — У нас новый командир взвода, лейтенант Михайленко.

— Я Руслан, — протянул он Максиму руку. — Сегодня иду с вами. Каждый раз кто-то из наших вас сопровождает.

— Зачем?

— Приказ, — ответил улыбающийся чеченский милиционер. — Там, наверху, кто-то считает, что с местным вас не тронут.

— И что? Не трогают?

— Ага, как же. У нас потерь много, — погрустнел Руслан и стер ногой ком земли, прилипший к берцам. — Правда, еще ни разу, когда вас сопровождаем, нападений не было, но все когда-нибудь в первый раз происходит.

Словно услышав реплику чеченца, идущий впереди бэтээра боец с собакой поднял руку. Бронетранспортер остановился, отделение рассредоточилось слева и справа от дороги и заняло огневые позиции.

«Отработанно и быстро, — отметил Максим, — видно, часто такое бывает». И крикнул:

— Сержант Васнецов, ко мне!

— Товарищ лейтенант, вы бы пригнулись, — вместо доклада сказал подбежавший и втянувший голову в плечи командир отделения.

Максим и не подумал пригибаться. Он осматривал местность, старые, изрешеченные пулями и осколками желтые дома.

— Самое плохое место для засады, — доставая сигарету, сказал он сержанту. — Вон наша башня, на которой снайперская рота. И боевики это знают. Дорога из-за того мусора и плит от разбитой остановки просматривается плохо, зато мы видим почти все возможные направления ударов. Делать тут засаду — откровенная глупость.

Как и ожидал Максим, солдат-подрывник нашел не фугас, а лишь старую арматуру. Бэтээр двинулся дальше. У поворота трассы на Шали все остановились.

— Полста сороковой, Полста сороковой, Триста пятнадцатому, прием, — вызвал на связь командира роты Михайленко.

— На приеме Триста пятнадцатый, — послышался в рации голос из другого конца города.

— Полста сороковой, трасса отработана, прием.

— Домой. Конец связи. Прием.

— Понял тебя.

Михайленко позвал Васнецова.

— Проверь снаряжение, вооружение, дай три минуты на перекур, расставь охранение, чтоб курили по очереди, — и по машинам. Через пять минут мы должны выехать.

— Полста сороковой — Триста пятнадцатому, — хрипом взорвалась радиостанция и раздался голос ротного: — Триста пятнадцатый. Прием.

— На приеме, Полста сороковой.

— Домой отбой. Выезжай на Гудермесскую улицу. Жду через две минуты. На центральном перекрестке.

— Меня тоже вызывают, подкинешь? — спросил подошедший Руслан.

— Не знаешь, что там стряслось?

— Да что-то с похоронами связано, не разобрал.

— Ладно, прыгай на борт.

…На небольшой площади рядом с перекрестком собралась толпа людей. Дорогу ей перегородили четыре бэтээра и два милицейских «УАЗа».

Бэтээр Максима остановился прямо перед ротным, который беседовал с кем-то из местной администрации.

— Товарищ капитан… — начал было докладывать спрыгнувший с брони Максим, но ротный прервал его:

— Тише, тише, постой молча, не гневи снайперов-ваххов [4] Ваххи — ваххабиты. . Подойди к Архипову, он все объяснит.

Командир первого взвода старлей Архипов со своим и частью третьего, михайленковского, взвода стоял в оцеплении, не давая толпе подойти к бронетехнике.

— Здоров, лейтенант, — Архипов первым протянул руку. — Вчера я на выезде был и не видел тебя. Меня Женей звать.

— Максим, — пожал протянутую ладонь в перчатке с обрезанным на ней указательным пальцем (так делали, в основном, снайперы, однако многие, ценившие точную стрельбу с «АК», тоже подражали им) Михайленко. — Что за кипиш?

— Русская старуха умерла. Она тут всю свою жизнь прожила. И Великую Отечественную застала, и сорок четвертый, и Дудаева, и первую кампанию. А вот теперь померла. А они, — Архипов презрительно скривил губы, рассматривая толпу в разношерстных тюбетейках, — не хотят, чтоб ее похоронили. Даже не на их кладбище, а рядом: там раньше православное было, но они все кресты повыдергивали.

— Везите ее в Россию, — закричали из толпы. Голос был молодой, и Максим поймал на секунду взгляд кричавшего.

«Ему лет семнадцать, — подумал Михайленко, — сопляк, и трети всего, что бабка перевидела, не видал, а орет».