Александр Афанасьев - Битвы волков

– Дрозд три над точкой Индия.

– Принял, Дрозд три над точкой Индия.

– Стабилизирую аппарат. Активирую передачу информации.

– Передача активирована.

– Есть, сэр, передача пошла, канал пока стабилен.

Отставной сержант-майор армии США Тим МакНил ждал, пока оператор наберет номер.

– Самбука, Самбука…

– Есть, Самбука, слышу тебя, – отозвался эфир.

– Запрашиваю идентификацию.

– Идентификация – большая рыба, большая рыба.

– Код идентификации принят, спасибо. Сэр, канал установлен. Идентичность Самбуки подтверждена.

– Принял, спасибо. Самбука, как там у тебя.

– Сержант, докладываю о катастрофе, докладываю о катастрофе. Группа «Индеец» разгромлена русскими. У нас убитый, повторяю – у нас есть убитый.

Сержант выругался про себя. По званию сержант-майор примерно равен бригадному генералу, сержантская вертикаль званий отличается от офицерской и идет параллельно ей. Иногда у офицера и сержанта устанавливается отличное взаимопонимание и даже дружба, но чаще всего нет. Вот и МакНил, шотландец, недолюбливал армейского офицера Карлайла, который к тому же и облажался…

Но он был и профессионалом.

– Самбука, как это произошло? Есть угроза лагерю и персоналу?

– Отрицательно, сэр, угрозы нет. Я не хочу докладывать по этой линии.

Сержант-майор понял, что подчиненный прав.

– Принято. Явитесь с докладом, как только это будет возможно. И привезите тело, надо будет отправить его на родину.

– Тела нет, сэр. Группа попала под удар вертолетов.

Возможно, для офицера на это было плевать, но не для сержанта. Это офицеры сидят в офицерском клубе или в командирском блиндаже и попивают виски. А сержант всегда на передке, со своими людьми. Надо быть полным идиотом, чтобы вот так вот взять и шагнуть навстречу пулеметному огню. И чтобы такие идиоты находились, армия держится на традициях, одна из которых – не оставлять своих. Из боя возвращаются все, что живые, что мертвые.

И если офицерам плевать, то ему нет.

– Черт возьми, Самбука! – не сдержался сержант-майор. – Наведите у себя там порядок!

– Принял.

– Вам нужна помощь?

– Пока нет, сэр. Справляемся.

– Вижу, – буркнул МакНил. – Я направлю вам замену, как только она у меня будет.

– Принято.

– Тогда отбой…

Базар в Дербенте, одном из самых старых городов мира и самом старом городе России, мало чем отличался от махачкалинского…

Низенькие, разномастные, изуродованные пластиковыми стеклопакетами и назойливой рекламой дома, улица, на которой мирно соседствуют автомобили, маршрутки, мотороллеры, на которых тут возят и грузы, и людей, пешеходы, ослы и велосипеды. Назойливые гудки клаксонов, покупатели у торговых рядов, солидный, обстоятельный шум торга. Домам не скажешь – несколько десятков лет или несколько сотен, но реклама и пластиковые окна есть на всех – это не туристический город, люди здесь живут, и живут уже две с половиной тысяч лет как минимум. Вывеска «Дагпотребсоюз» из старых-престарых времен, оставшаяся здесь, как часть непередаваемого местного колорита и соседствующая в одном городе с развалинами древней крепости Нарын-кала и могилами ансаров Пророка на кладбище. Самодельные, разномастные торговые места, торг и контрабанда, питьевые фонтанчики и назойливые пацаны, предлагающие «мобилу, не паленую». Фрукты всех родов и видов, хна, басма и корень дерева арак – тут этим чистят зубы. Несмотря на то что санинспекции тут нет и не было, наверное, с советских времен, на базаре удивительно чисто для такого места, как базар. Это тебе не Кызыл-юрт какой-нибудь, где крысы под ногами шастают…

В Дербент я прибыл на машине, обычной «чистой» «десятке», бросил ее недалеко от рынка. Пошел своими ногами… даже особо не проверяя – идут, не идут. Дербент расположен на берегу и как бы спускается к морю, крепость Нарын-Кала – точнее то, что от нее осталось – видна из любой части города. К сожалению, если посмотреть вниз, то видны крыши домов времен развитого соцреализма. Как я уже говорил, люди тут не задумываются об истории, а просто живут…

Зашел на рынок. Пошел по рядам – обычное громкоголосье, кто-то дискантом кричит: «Мясо берем, мясо берем»…

Две тысячи шестьсот лет истории. Поверить трудно.

Просто так по базару шляться не принято, только привлекаешь к себе внимание. Купил вяленого овечьего сыра, урбеча [21], настоящего, а не того, что в упаковке, как шоколадные батончики, продают… в Дагестане много такого, чего не встретишь нигде в мире, и стоит это копейки, а могло бы стоить миллионы. У меня не было никаких указаний, что делать после того, как я появлюсь на рынке, и потому я просто ходил, глазел на ряды и отламывал кусочки овечьего сыра, пока в кармане куртки не зазвонил телефон.

Не мой телефон. У меня телефона не было.

Кто-то положил мне его в карман, причем так, что я ничего не заметил. А это не так-то просто сделать…

– Алло.

– Ты один?

– Салам. Да, один.

Голос знакомый.

Мусульмане не должны давать салам неверным, и не должны отвечать на данный неверным салам. Тем не менее в разговоре я всегда даю салам, если это уместно.

– Ты один?

– Я сказал, что да.

– Выходи с рынка. Иди к крепости.

Ага… проверяют.

– Там – куда?

– Иди к крепости…

Ну, что же. Пойдем к крепости…

Вышел с рынка. Посмотрел на крепость… базар наверху, крепость недалеко. По дороге явно будут следить…

Иду вверх. Тротуар так разбит, что кажется, что это и не тротуар вовсе, а брусчатка. На тротуар напирают построенные в нарушение всяческих норм дома, с другой стороны – припаркованные кое-как машины. Здесь строят, кто как хочет, некоторые строят в городе башни по шесть этажей. Удивительно, как все не рухнуло еще.

Крепость Нарын-кала возвышается над городом подобно бастиону, построенному армией завоевателей. Лучше всего ее рассматривать на картинках или с вертолета. Тогда все нормально – трава зеленая, стены цвета песчаника, и история, кажется, сочится здесь, подобно песку, через узкое горлышко песочных часов. В реале не все так благопристойно – валяются сигаретные пачки, самодеятельные гиды предлагают экскурсию не задорого, а рядом с машинами и микроавтобусами туристов сидят погруженные в думы джигиты, и можно поскользнуться от зеленых харчков, которыми густо уделаны все площадки и ступеньки. Это насвай. Смесь табачной пыли, масла, куриного помета, иногда гашиша. Куриный помет нужен для раздражения и разъедания слизистой рта – тогда вся эта дрянь всасывается прямо в кровь. Появившись совсем недавно из Средней Азии, насвай стал настоящим бедствием, и не только на Кавказе, но и по всей России. Слабое наркотическое действие он оказывает, а запретить куриный помет в рот совать нельзя. Харчки насвая лежат на ступеньках, как свидетельство прискорбного падения нравов, которого эти стены, наверное, еще не видали. Тут же валяются пустые бутылки из-под воды, пачки из-под сигарет и шоколадок…