Евгений Сухов - Сходняк

Абрамов медленно вытащил пистолет ПМ из внутреннего кармана своего пиджачишки и тихонько снял с предохранителя.

Они успели преодолеть только один пролет хлипкой, чудом сохранившейся лестницы, как их настиг снизу чей-то резкий окрик. Андрюшка Зверек обернулся и обомлел. Внизу на улице стоял черноволосый здоровяк, которого он уже видел — и не раз. Зверек сразу его узнал. Это был один из тех двоих амбалов из «Нивы», которую он несколько раз встречал у Речного вокзала, — эти мордовороты сопровождали странного мужика в черной косухе… Что он тут делает? Как он тут оказался? Лоб Зверька покрылся холодной испариной. Он мельком глянул на Усманова. Тот хладнокровно смотрел на черноволосого, и по его взгляду было понятно, что он еще не решил, как себя вести: то ли изобразить святую простоту, то ли действовать внезапно и резко на опережение.

— А в чем проблема? — спокойно отозвался Фарид, как бы невзначай сунув руку в карман, где у него лежал ПМ. — Вы кто такой?

Амбал не ответил и грозно двинулся на них, тяжело ступая по лестнице ботинками явно не меньше сорок шестого размера. Его свирепый вид не предвещал ничего хорошего.

Зверек понял, что надо предупредить Фарида. Он повернулся вполоборота к Усманову и торопливо шепнул краем рта, так, чтобы мордоворот его не слышал:

— Этого я видел на Речном… Помнишь, я Валерьянычу докладывал про мужика в черной косухе на «жигулях», и с ним двое были. Так это один из тех двоих.

Усманов хмыкнул понимающе и бесстрастно повторил свой вопрос, обращаясь к амбалу:

— Вы кто такой? И что здесь делаете?

— Сейчас я тебе покажу, кто я такой, — осклабился брюнет. Он убрал руку за спину — но только на одно мгновение: его рука тотчас вернулась обратно, и в ней уже поблескивал ствол.

— А ну-ка, артисты, спускайтесь — будем знакомиться!

Усманов, мгновенно оценив ситуацию, тихо произнес: «Зверек, кажись, нам на выход!» И, скомандовав: «Пошли, а то, чего доброго, палить начнет», — стал спускаться вниз.

Черноволосый профессиональным взглядом окинул обоих и процедил:

— Так, а этот камуфляж для чего? Вы чего вырядились, точно ряженые. — Потом он вгляделся в лицо Зверька и добавил:

— А тебя, пацан, я где-то уже видел. Ну-ка, гвардейцы, топайте за мной.

Усманов лихорадочно соображал. Пистолет в руке брюнета очень красноречиво свидетельствовал о его решительных намерениях. Ясно, что стоит им сделать хоть одно резкое движение — и можно схлопотать пулю. Пожалуй, придется повиноваться. Пока. А там будет видно.

В это время Абрамов, услышав шаги на лестнице, метнулся к стене и нацелил свой пистолет с глушителем в сторону лестничной клетки, откуда должен был показаться незваный гость. Но тот оказался не дурак. Шаги стихли. Человек остановился и выжидал. Снизу, с улицы, донесся резкий выкрик: «А ну-ка, артисты, спускайтесь, сейчас будем знакомиться!»

«Так, — подумал Абрамов, — нештатная ситуация. Что за черт. Неужели все сорвется?»

И тут он заметил, как над бетонной кромкой пола снизу взметнулось что-то белое. Скорее машинально, чем сознательно, Абрамов нажал на спусковой крючок.

Раздался приглушенный хлопок выстрела, эхом раскатившийся по пустой комнате.

Абрамов выругался. Ну что он наделал, дурак! Вот зараза!

— Бросай оружие! Я сотрудник милиции! — громыхнул снизу раздраженный бас.

Только теперь он рассмотрел белый предмет, сбивший его с панталыку.

Платок. Обычный носовой платок. Подбросили вверх и взяли его дуриком, как самого последнего лоха.

— Брось пушку, кому сказал, мудила! Буду стрелять па поражение!

Абрамов понял, что ситуация зашла в тупик.

— Бросаю! — крикнул он, на всякий случай вытащив обойму и спрятав ее в карман. И швырнул пистолет на бетонный пол.

Снизу выглянуло крупное багровое блинообразное лицо с копной волос соломенного цвета. Оглядевшись, парень стал осторожно подниматься, и из-за порога показались широченные плечи, могучий торс, обтянутый синей рубашкой.

Детина держал в лапе ПМ. Зафиксировав взгляд на валяющемся пистолете Абрамова, он удовлетворенно гыкнул.

— Иди сюда. И смотри, чтобы без глупостей. Скажи спасибо, что я сегодня добрый. — Он ловко подхватил пистолет и опустил в карман брюк. — Сейчас Никита твоих корешков приведет. И поедем.

— Куда? — на всякий случай поинтересовался Абрамов. Он все еще надеялся, что это балуют охранники авторитетных людей, съезжавшихся в «Золотую ниву».

Ответ его ошарашил:

— На Петровку, мудила!

В большом банкетном зале ресторана «Золотая нива» стояла необычная тишина. Сегодня на сходняк приехали все, и даже старик Михалыч, который последние годы по состоянию здоровья на сходняках появлялся редко. По старому заведенному обыкновению, сначала принялись за трапезу. За стол в этот раз отвечал Максим Кайзер. И он не ударил в грязь лицом: накрыто все было по высшему разряду. Разве что запеченных соловьиных язычков да тушеных бараньих яиц, как выразился в шутку один из участников схода, не поднесли с кухни.

На сходняк опаздывать было не принято, и к семи ровно все собрались.

Важных гостей встречали перед входом в ресторан предупредительные охранники, выполнявшие сегодня одновременно роль обслуги, — одни отгоняли роскошные иномарки на парковку, а другие проводили гостей в зал и там рассаживали по местам.

В зале также все было строго. Во главе стола положено было восседать самому старому и уважаемому вору в законе — сегодня, как и последние несколько лет, за патриарха был Михалыч, который сидел сгорбившись между Варягом и Шотой, ничего не ел, а только потягивал из рюмки свой любимый французский коньяк. По правую руку от Варяга сидел Кайзер, за ним Дядя Толя и Закир Большой. Слева от Шоты — Паша Сибирский, Тима, Витек. И уж совсем в отдалении от патриарха и смотрящего расположились региональные авторитеты. Только Филата, питерского смотрящего, не было на этом сходняке, считалось, что он был еще зелен, без году неделю сидел в Питере и ему еще не подошел срок оказаться за этим почетным столом.

— Ну, — поднялся Кайзер, принимая на себя еще и роль тамады, — предлагаю, люди, выпить в память Медведя. Может, кто и не знает или не помнит, но сегодня двадцать пятое сентября — как раз ровно шесть лет с того дня, как Медведь отдал богу душу. Помянем не чокаясь!

Все выпили. И опять над столом повисла тягостная тишина, нарушаемая стуком вилок и ножей, звоном хрусталя, сопением и чавканьем.

— Мы всэ знаэм, зачэм собрались здэс, льуди, — без предупреждения начал вдруг Шота. — Нэ хорошо, что между нас остается нэпониманые. Это нэпониманые надо развэять. И поэтому я хачу папрасить тэбя, уважа-эмый Варьяг, дать нам атвэт. Вапросов накалилось много. И самый паслэдний вот какой.