Евгений Сухов - Сходняк

Они отсутствовали недолго. Из дома раздалось несколько приглушенных женских криков и детский плач, который тотчас смолк. Потом на тропинке показались четыре фигуры: двое «гладиаторов» торопливо вели с собой женщину, укутанную с головой в черное покрывало, а третий нес на руках ребенка, тоже плотно завернутого в черное.

— Быстрее! — крикнул по-дагестански хромой и тревожно оглянулся на водителя. — Сейчас поедем! — бросил он по-русски.

Женщина не сопротивлялась и только тихо всхлипывала. Девочка же вовсю извивалась и тщетно норовила вырваться из стальных объятий верзилы-дагестанца.

— Как в «Кавказской пленнице», — пошутил верзила. Хромой строго нахмурился:

— Аккуратнее! Шею ей не сломай! Дверцы джипа захлопнулись, и мощный автомобиль с ревом рванулся вперед. Уже на выезде из поселка «тойота» едва не врезалась в свернувший с шоссе грузовой ГАЗ с номерами какой-то воинской части.

За ГАЗом плотную шла черная «ауди» с синими мигалками.

— Туда? — спросил водитель джипа хромого.

Тот кивнул и оглянулся назад — посмотреть, как там ведут себя пленницы.

— Еще пять минут — и мы бы опоздали, — процедил по-дагестански. И добавил по-русски, обращаясь к водителю:

— Это тебе не два русских лопуха с дубинками. Со спецназом шутки плохи.

— Спецназ, Надир? — удивился водитель. — Это спецназ? Так ведь это был не милицейский грузовик!

— А кто тебе сказал, Миша, что это милицейский спецназ? — хромой покосился на водителя. — Армейский спецназ. Видал, какой грузовичок чистый? Не удивлюсь, если из кремлевского гаража грузовичок.

— Ну дела… — пробурчал себе под нос водитель и вдавил ногу в акселератор.

…Вот об этом рейде своих людей на Никитину Гору Закир Большой ни слова не сказал генерал-полковнику Урусову. Желая перехватить инициативу в этом непростом разговоре, дагестанский авторитет вдруг вспомнил:

— А что это вы, генерал, решили послать на дачу армейский спецназ?

Генерал Урусов вытаращил глаза:

— Ты что это, милый! Какой армейский спецназ? Туда поехала обычная группа захвата — отделение омоновцев.

Тут пришел черед удивляться Закиру.

— А мои люди сказали: там был армейский крытый ГАЗ-полуторка. «Ауди» с номерами вэ-чэ.

— «Ауди»? — нахмурился Евгений Николаевич, начиная кое о чем догадываться. — В котором часу твои там были?

— В районе семи, — честно ответил Закир. Посланная им вторая группа действительно прибыла на дачу в начале восьмого и застала картину полного разгрома в доме.

— Та-ак, — раздумчиво протянул Урусов, — а мои там были в восемь. — Выходит, кто-то вас опередил. Армейская, говоришь, колонна?

— Не колонна, поправил Закир. — ГАЗ-51 и «ауди».

Для Урусова это сообщение было полной неожиданностью. Значит, Сашка Сапрыкин все-таки вел с ним двойную игру — использовал его как болвана в старом польском преферансе. По-русски это называется загребать жар чужими руками.

Причем, учитывая всю рискованность позавчерашней операции, господин… или товарищ, уж не знаю как его… Сапрыкин загреб жар чужой головой. Его, генерал-полковника Урусова, головой. Ах, сукин кот!

— Ладно, Закир! — мрачно бросил Урусов. — Я все это проверю. Если ты мне понадобишься, я сообщу И вот еще что… — Он помолчал. — Если что-нибудь узнаешь про обитателей этой дачи… Не могли же они сквозь землю провалиться…

Сообщи мне. И еще, — Урусов даже крякнул, когда у него в голове вдруг созрело это решение. Но по-другому действовать было нельзя — слишком многое поставлено на карту. — Можешь звонить мне на дачу, в Переделкино. Номер не записывай, запомни: 747-67-56.

Закир сильно удивился. Если генерал дает ему номер личного телефона, значит, ситуация и в самом деле для него тяжелая. Но воровской авторитет был и сам стреляный воробей, прекрасно знавший цену ментовской «искренности» и «доверительности». Он не раз — по молодости и неопытности — становился жертвой коварных ментовских интриг, и теперь его так просто на крючок было не поймать.

— Запомнил, — Закир изобразил сочувствие. — Так что ж, Евгений Николаевич, я так чувствую, вас товарищи подвели?

Урусов помотал головой:

— «Подвели»… Да не подвели, а взяли за яйца, раскрутили да… Иди, Закир!

Он не мог понять, что происходит. Как не понимал, зачем его втянули в эту игру Впрочем, одна догадка к нему пришла: если товарищ Сапрыкин и те, кто за ним стоит, вели все это время свою линию и использовали генерала милиции только в качестве прикрытия, тогда получается следующее. Первое: Варяг сам разыграл весь этот спектакль вчера и сбежал вместе с общаком. В пользу этого предположения говорило как раз исчезновение с дачи домработницы и девчонки.

Планируя заранее свое исчезновение, он конечно же позаботился о своих домочадцах. Не стал бы он бросать дочку — это факт. Вот тут только была одна нестыковочка: Игнатов не успел спрятать свою секретаршу. Вариант второй: режиссером спектакля был все-таки Сапрыкин — и именно по его команде и с его ведома выкрали Варяга и общак. Ну и, понятное дело, дачников… В пользу обеих версий говорило то обстоятельство, что люди Урусова проворонили Варяга в ресторане на Дмитровском шоссе, а люди Закира проворонили дачу вместе с ее обитателями и содержимым. Причем на обитателей дачи Евгению Николаевичу было наплевать: девчонка-малолетка и баба пенсионного возраста его не интересовали — их даже трахнуть с удовольствием нельзя. А вот этот гребаный тайник интересовал Евгения Николаевича сильно. И у него теперь оставалась единственная возможность нащупать ниточку, которая, в случае удачи, может привести его к тайнику Варяга.

Госпожа Елена Сорокина. Леночка Сорокина, секретарша господина Игнатова. Ее-то Евгений Николаевич Урусов все-таки отловил. Уж эта добыча — его собственная, ею он ни с кем делиться не намерен!

И он использует эту добычу на все сто!

Белый «линкольн» Закира Буттаева, как крейсер по морским волнам, плавно плыл по шоссе со скоростью под сто восемьдесят. Закир держал в руке хрустальную рюмку, наполовину наполненную янтарной жидкостью.

Он признавал только дагестанский коньяк — не те жалкие подделки, разливаемые из «виноматериалов» на московских винзаводах, и даже не кизлярские сорта, а истинно благородный напиток, который изготавливали из редчайших виноградных лоз, а затем десятки лет выдерживали в бочках умельцы в его родовом ауле. Этот коньяк разливали в простые темные бутылки и наклеивали на них рукописные этикетки, на которых обозначали только год урожая, время выдержки и год розлива, да еще имя виноградаря.

Сейчас в мини-баре лимузина у Закира стояли две бутылки коньяка урожая 1972 года и соответственно четвертьвековой выдержки. Одну из них он почал только что. Закир отпил глоточек и, закрыв глаза, наслаждался каждой каплей, обжигавшей нежную кожу языка.