Терри Хейз - Я Пилигрим

– Да, мне лучше мячи для гольфа, вы в прошлый раз обещали, – вставил я.

Они рассмеялись, и это дало мне шанс.

– Могу я попросить вас об одолжении, господин президент?

– Говорите.

– Речь идет об одном хакере, которого мы вытащили из Ливенворта, чтобы он сделал для нас очень важную работу. Нельзя ли оставить его на свободе?

– Извините, что вы имеете в виду?

– Можно ли полностью снять с него все обвинения?

– А вы что скажете? – обратился Гросвенор к Шептуну. – Знаете этого парня?

– Да, я поддерживаю просьбу Пилигрима. Этот хакер очень нам помог. Виртуозная работа.

– Хорошо, – решил Гросвенор. – Пусть Шептун сообщит мне его имя, и я подпишу соответствующий указ.

– Спасибо, господин президент, – только и сказал я, представив, как крепко Бэттлбо обнимет свою Рэйчел, узнав эту добрую весть.

– Удачи, Пилигрим, – попрощался мой собеседник, заканчивая разговор. – Надеюсь, что мы еще увидимся с вами при более благоприятных обстоятельствах. – Голос его звучал не слишком уверенно.

Повесив трубку, я некоторое время сидел в звуконепроницаемой тишине, думая о том, что это, вероятно, последние мгновения покоя, которыми мне суждено наслаждаться. Такого теперь долго не будет. Может быть, вообще никогда.

Итак, сектор Газа.

Шептун прав: это одно из самых гиблых мест на земле. Единственный плюс: там некуда плыть, по крайней мере, там меня не ждет старая лодка с залатанными парусами.

Где-нибудь еще, может быть, она меня и поджидает, но только не в секторе Газа.

Поскольку дело происходило в Германии, грузовики прибыли точно в назначенное время, ровно в шесть утра. Моросил мелкий дождь, когда они проехали тщательно охраняемые ворота фирмы «Чирон».

Как и тысячу раз прежде, машины миновали стеклянный фронтон административного здания и направились к погрузочным платформам. Парень, работающий на складе, высокий араб, чье имя ни один из водителей толком не помнил, ждал их за рулем вильчатого автопогрузчика, чтобы заполнить машины коробками с медикаментами для отправки в Америку. Араб ничего не сказал им, этот парень вообще говорил мало, но шоферам он нравился: работал быстро и казался гораздо умнее большинства своих коллег.

Партия отправляемого товара была крупной: она включала паллеты с вакцинами, клети с антибиотиками, миллионы доз различных медикаментов, но даже в этих условиях Сарацину потребовалось не более пяти минут, чтобы поместить все это в грузовики. Сопроводительная документация была уже готова. Водители знали, что проверять его не нужно: все правильно.

Захватив бумаги, они пробежали сквозь дождь, сели в кабины и достигли автострады А5 в рекордно короткое время.

Если бы водители посмотрели в зеркала заднего вида – а никто из них этого не сделал, – они увидели бы, что Сарацин даже не сошел с вильчатого погрузчика. Он размышлял о чем-то, пока машины не скрылись из виду. Сарацин спешил еще и потому, что знал: мокрый асфальт и дорожные работы, которые постоянно велись на автостраде А5, замедлят продвижение грузовиков, но не настолько, чтобы опоздать на рейс.

Наконец он опустил голову на руки и уплыл куда-то далеко, в некое пространство между молитвой и смертельной усталостью. Дело сделано, дальнейшее уже не в его власти. Чувство облегчения было таким сильным, что глаза саудовца обожгли слезы. Тяжелая ответственность последних трех лет, огромное бремя работы во имя Аллаха были теперь с него сняты. Снаряды летели в цель, и судьба его миссии, благосостояние мусульманских наций, сама возможность выживания всего чистого, что еще оставалось в мире, зависели теперь от системы охраны границ, которая, как считал Сарацин, была такой слабой, что ее фактически не существовало. Но тут уже в любом случае от него ничего не зависело: то, что мог, он сделал, все теперь в руках Всевышнего.

С растущим чувством освобождения Сарацин поднял голову и слез с водительского места. Он вернулся на склад, прошел к своему запирающемуся шкафчику и полностью опустошил его. В первый и единственный раз с начала своей работы в «Чироне» он не стал ждать конца смены: закинул рюкзак на плечо, прошел незамеченным через ворота и с легким сердцем вышел на пустую дорогу под моросящий дождь.

Сарацин вернулся в свою маленькую квартирку, где имелись только кровать, стол и умывальник в углу. Он вытащил еду из буфета, уложил в рюкзак запасную одежду, оставил ключи на столе и вышел, хлопнув дверью. Он не стал ни получать причитающийся ему заработок, ни возвращать себе деньги, уплаченные вперед за квартиру по страховому депозиту. Даже не попрощался с людьми из мечети на Вильгельмштрассе, которые сделали ему столько добра. Исчезновение Сарацина было столь же таинственным, как и его появление.

Он быстро прошел через утренний город к железнодорожному вокзалу, купил билет, и несколько минут спустя к перрону подошел скорый поезд до Франкфурта. Добравшись до места назначения, Сарацин забрал из арендованной на длительный срок ячейки в камере хранения свой багаж и набор медицинских инструментов. Потом уединился в кабинке туалета, где переоделся в обычную одежду, вновь превратившись в ливанского врача, приехавшего на конференцию в выставочном центре «Мессе Франкфурт».

В последние недели, когда его миссия двигалась к завершению, саудовец часто думал о том, что делать дальше. У него не было желания оставаться в Германии, как, впрочем, и причины возвращаться в Ливан. Сарацин знал: нужно подождать немного, и черная оспа, эта чума двадцать первого века, словно бомба, взорвет общественное сознание. Она начнет проявлять себя медленно, как горящая спичка в соломе, но быстро станет, как говорят ученые, саморазвивающимся процессом, и вскоре весь амбар запылает.

Америка, этот великий неверный, станет эпицентром взрыва: уровень смертности там достигнет астрономических масштабов. Лишившись защитника, Израиль откроет свое брюхо, оказавшись во власти ближних врагов. Когда резко уменьшится экономическая активность и рухнет цена на нефть, правящая саудовская элита не сможет больше откупаться от собственного народа, уповая на поддержку Соединенных Штатов, и развернет устрашающие репрессии. Однако этим она только посеет семена своей будущей гибели.

Вскоре мир станет закрытым, и путешествия окажутся невозможны. Государства будут искать безопасности в карантине и изоляции, некоторые преуспеют в этом больше других. И пусть даже миллиард человек умерло от оспы за сто лет, предшествовавших ее искоренению, ничего подобного созданному им вирусу, включая ВИЧ, в современном мире просто не было. Никто не в силах предсказать, куда потекут реки инфекции и во что все это выльется.