Терри Хейз - Я Пилигрим

Абдул-хан наблюдал из-под капюшона за Сарацином, остановившим взгляд на вделанных в стену массивных бетонных блоках. Затем гость перевел глаза на барельеф с перекошенными ужасом лицами и тщетно силящимися высвободиться конечностями двух человек, некогда предавших Абдул-хана: они были навеки запечатлены в таком виде в момент смерти. Глава клана почему-то всегда считал их мальчишками, но теперь Сарацин видел, что это вполне оперившиеся воины, высокие и хорошо вооруженные, что лишь усиливало впечатление.

Сарацин сделал несколько шагов вперед. Годы и дым оставили на блоках налет медового цвета, и его удивило, насколько эти изображения напоминали бронзовые барельефы. Абдул-хан подошел сбоку:

– Тебе нравятся мои скульптуры? Знаешь, как звали предателей?

Сарацин покачал головой. Хотя ему рассказывали эту историю множество раз, он никогда не слышал таких подробностей.

– Немой и Тупой, – сказал военачальник, рассмеявшись. – Так назвал их один парень из ЦРУ, который побывал здесь много лет назад. Теперь эти имена употребляют все.

Сарацин слегка напрягся:

– Люди из ЦРУ часто бывают здесь?

– Случается, – ответил Абдул-хан, пожав плечами. – Им нужна моя поддержка, речь идет о той группировке, которую американцы финансируют в данный момент. – Он подошел к камину. – Я никогда не брал у них деньги, но, должен признать, мне нравится их чувство юмора.

Какой-то старик сидел в темноте, скрестив ноги, его глаза были затянуты пеленой катаракты. Он сделал было движение, чтобы встать и приготовить чай для своего хозяина и его гостя, но Абдул-хан остановил старика и, повернувшись к Сарацину, указал на прислугу и телохранителей, находившихся в комнате:

– Хочешь, чтобы они вышли?

Сарацин кивнул: он действительно предпочитал вести беседу с глазу на глаз.

Абдул-хан улыбнулся:

– Так я и думал. Никто не приезжает в Афганистан со светским визитом.

Когда комната опустела, хозяин стал вычерпывать ложкой чайные листья и перекладывать их в кружку.

– Помнишь, как я угощал тебя чаем в последний раз?

– Да, это было в конце войны, – ответил Сарацин. – Мы сидели вдвоем на кухне.

Лицо Абдул-хана смягчилось: то было хорошее время, исполненное мужества и проникнутое духом товарищества, он любил его вспоминать.

– Я тогда возвращался домой, а ты был в начале гораздо более длинного пути.

Сарацин, ничего не ответив, взял с полки две изящные чашки и придвинул их поближе к огню, чтобы согреть.

– В последний раз, когда я этим интересовался, саудовская королевская династия процветала, сохраняя и свои дворцы, и власть, – мягко заметил хозяин.

– Хотите знать, как долго это продлится? – столь же мягко спросил Сарацин. – Возможно, скоро мы узнаем ответ на этот вопрос: вряд ли наши ближние враги сумеют выжить без помощи дальних.

Они переглянулись.

– Когда я услышал, что ты теперь странствующий врач, – сказал Абдул-хан, – мне стало интересно, насколько ты изменился, оттаяло ли за эти годы твое сердце… Значит, ты по-прежнему считаешь себя воином Аллаха?

– Да, и так будет всегда. Мне потребуются три ненужных человека. Если вы мне поможете, вам наверняка за это воздастся.

– Что значит «ненужных»? О чем ты говоришь?

Сарацин ничего не ответил, лишь повернулся и взглянул на Немого и Тупого.

– Ах вот в чем дело! «Ненужных» в этом смысле.

Абдул-хану требовалось время, чтобы поразмыслить. Он вышел на балкон и выкрикнул несколько приказаний стоящим внизу воинам. Старик не думал о риске, поскольку чувствовал себя в неоплатном долгу: Сарацин в свое время доказал, что готов отдать жизнь за Абдул-хана и его народ. Вскоре хозяин вернулся в зал, чтобы приготовить чай, и поинтересовался:

– Каких пленников ты бы предпочел?

– В идеале? Евреев, – ответил Сарацин.

Абдул-хан посмеялся его шутке.

– Да, конечно. Я справлюсь в местной синагоге.

Сарацин ухмыльнулся в ответ. Оба знали, что в Афганистане вот уже несколько десятилетий евреев днем с огнем не найти: ни одного не осталось с тех пор, как некогда процветавшая община вынуждена была, спасаясь, покинуть страну.

– А если серьезно, – пояснил Сарацин, – то они должны быть молодыми, здоровыми и не мусульманами.

– Скажем, американцы, – продолжил его мысль Абдул-хан. – Но стоит похитить хоть одного из них, и безбрежное горе обрушится на всех нас.

Сарацин кивнул:

– Поскольку мусульмане исключаются, пленники должны быть иностранцами. Я не осмелюсь создавать вам лишнее беспокойство, прося о чем-то большем.

Старик подумал, что это будет не так уж и сложно. Афганистан просто наводнен потенциальными жертвами: сотрудниками гуманитарных и христианских миссий, английскими строительными рабочими, журналистами со всего мира.

Хотя Абдул-хан ничего не сказал вслух, он знал людей, которые похищали заложников, чтобы получить выкуп. Они занимались этим бизнесом долгие годы. То была банда из дюжины братьев, родных и двоюродных, некогда воевавшая под его началом, а теперь обосновавшаяся по другую сторону границы, в Иране. И что особенно важно, братья готовы были умереть за Мохаммеда Абдул-хана, если бы тот попросил их об этом: он когда-то спас жизнь их матери.

– И еще одна важная деталь, – добавил Сарацин. – Пленники не обязательно должны быть мужчинами.

Это вполне устраивало Абдул-хана – так будет гораздо проще. Похитить женщин труднее, зато легче прятать: ни один иностранный военный не осмелится заглянуть под черную паранджу и длинный, до пят, халат.

– Дашь мне три недели? – спросил Абдул-хан.

Сарацин не мог поверить в такую удачу: он был готов ждать и три месяца, если потребуется. Не найдя нужных слов, чтобы выразить свою благодарность, он молча обнял старого воина.

С делами было покончено, и Абдул-хан дернул за шнурок звонка, созывая в комнату свиту. Он не высказал это прямо, но чем меньше времени он проведет наедине с Сарацином, тем легче ему будет потом отрицать свое участие в грядущих событиях.

– А как живешь ты, друг мой? – спросил хозяин, когда дверь отворилась и вошли его охранники. – Благословил ли тебя Аллах женой?

Абдул-хан, чтобы слуги ничего не заподозрили, хотел завязать непринужденный разговор, но, увидев печаль на лице своего гостя, понял, что этот вопрос задавать не следовало.

– Да, благословил, – негромко сказал Сарацин. – Получив диплом врача, я сразу же отправился в сектор Газа, в лагерь беженцев Джебалия. Знал, что именно там люди больше всего нуждаются во мне.

Несколько охранников и слуг заинтересованно переглянулись: возможно, сектор Газа был единственной точкой на карте, по сравнению с которой Афганистан мог показаться безопасным местом.

– Я услышал про сектор Газа от одной женщины, когда изучал медицину в Бейруте. Именно она познакомила меня с теорией о дальнем враге, – пояснил Сарацин. – Приехав туда, я разыскал ее. Через два года мы поженились, а потом…