Терри Хейз - Я Пилигрим

В ту ночь, в первый раз после того, как их заточили в узилище, дверь камеры отворилась. Вошел Сарацин и без единого слова поставил три тарелки с кушаньем, похожим на вегетарианское карри, и круглым плоским хлебом, который афганцы называют нан. То была первая горячая пища, которую пленники видели за последние две недели. Стоит ли удивляться, что они жадно набросились на еду. Хотя кушанье было не слишком изысканным, голландский инженер, смеясь, сказал, что это самый вкусный обед в его жизни.

Не прошло и часа, как все трое погрузились в какой-то странный, тяжелый сон. Неудивительно: и в хлеб, и в карри был добавлен пентобарбитал – столь сильное снотворное, что его рекомендуют использовать многие сторонники эвтаназии.

Около двух часов ночи Сарацин внес в узилище малый хирургический набор и масляную лампу. Он выглядел устрашающе: в черном костюме биозащиты, перчатках с кевларовой подкладкой и шлеме с прозрачной пластиковой маской. На спине саудовца был кислородный баллон, подающий воздух через регулятор в его герметически закрытый спасательный костюм.

Не мешкая, чтобы сохранить как можно больше кислорода, Сарацин опустился на колени рядом с женщиной, снял с нее джинсы, отбросил в сторону ее вонючее нижнее белье и проверил место вакцинации. С тихим удовлетворением он увидел плоский шрам: значит, прививка прошла успешно. Сам Сарацин был защищен максимально, по последнему слову современной науки.

Сняв одежду с итальянки, Сарацин взялся за звукооператора. Закатав рукав футболки молодого японца, он внимательно посмотрел на татуировку в виде колючей проволоки. Сарацин ненавидел татуировки и решил колоть именно в этом месте.

Он вытащил шприц и проверил действие поршня. Удовлетворенный результатом, достал один стеклянный флакон с лишним нулем, добавленным к номеру партии. Он был запечатан специальным резиновым колпачком. Сарацин, держа шприц рукой в кевларовой перчатке, проткнул резину иглой, погрузив ее в содержимое флакона.

Слыша свое учащенное дыхание сквозь регулятор кислорода, саудовец закачал воздух во флакон и вытащил поршень, наполнив шприц, возможно, самым болезнетворным вирусом на планете. Впрочем, он скоро все узнает.

Это было похоже на сцену, происходящую в одном из последних кругов ада: при тусклом свете масляной лампы человек в причудливом темном костюме склонился над пленником и, воззвав к Аллаху, плавно погрузил иглу в татуировку.

Сарацин был хорошим врачом, имевшим богатый опыт внутривенных инъекций. Молодой японский хиппи лишь слегка пошевелился в своем глубоком наркотическом сне, пока игла, погружаясь все дальше, плавно входила в вену. Сарацин медленно вдавил поршень, наблюдая, как уменьшается в шприце уровень прозрачной жидкости, перетекающей в кровеносную систему жертвы. Через десять секунд все было кончено. Молодой человек тихо вздохнул во сне и перевернулся на другой бок.

А врач немедленно убрал стеклянный флакон и шприц в специальный красный контейнер биозащиты, который он еще раньше наполнил лизолом – дезинфицирующим средством, используемым в промышленности.

После этого Сарацин занялся голландским инженером, повторив ту же процедуру на бедре мужчины и остановившись только на мгновение, когда ему вдруг показалось, что тот проснулся после первого прикосновения иглы. Однако Сарацин ошибся, и, осознав это, он крепко сжал в руке шприц и надавил на поршень, лишив голландца возможности когда-нибудь снова увидеть жену и детей. То, что проделал сейчас саудовец, было равносильно тому, как если бы он приставил ствол АК-47 к виску инженера и нажал на курок.

Эксперимент был завершен. Сарацин собрал свой хирургический набор, не забыв прихватить контейнер биозащиты и лампу.

В полной тишине – казалось, что даже звук регулятора подачи воздуха стал тише, – Сарацин направился к двери, моля Аллаха, чтобы дополнительный ген сделал вирус грозным оружием, преодолевающим вакцинную защиту.

Не думаю, что существует много хороших способов умереть, но я знаю один из самых худших: вдали от дома и семьи, в заброшенной деревушке, посаженным на цепь, как собака, когда тело твое ослаблено оспой, а вопли о помощи слышит только бородатый палач, равнодушно взирающий на тебя сквозь армированное стекло.

На следующее утро пленники проснулись поздно, ощущая сильную головную боль, молотом бьющую в основание черепа. Они решили, что это реакция на скверную еду, но никто из них не подумал, что находится под воздействием наркотиков. Какой смысл одурманивать их? Ведь они скованы железной цепью в каменной темнице и убежать никак не могут.

Когда двое мужчин с трудом дотащились до маленького тазика, чтобы умыться, оба заметили друг у друга покрасневшую кожу: на бицепсе у японца и на бедре у голландца. Первая мысль, пришедшая им в голову: это укус скорпиона или паука. С помощью масляной лампы они осмотрели каждый дюйм своей темницы, но никого не нашли.

Лихорадка усилилась к вечеру и в последующие двенадцать дней становилась все интенсивнее. Ночью они обильно потели. Итальянке выпало ухаживать за больными мужчинами в этой душной тюремной камере. Она меняла им одеяла, давала еду, обтирала пот и стирала грязную одежду. Все это время на женщину воздействовали их дыхание, пот и слюна: она не понимала, что плавает в невидимом океане из миллиардов инфицированных молекул, все их узилище буквально кишело болезнетворными микробами.

Больные задыхались из-за отсутствия свежего воздуха. Итальянка встала на бочку с водой и выглянула в окно, чтобы привлечь внимание Сарацина. То, что она увидела, испугало ее больше, чем все пережитое за время этого долгого испытания. Почему – она и сама не знала. Их мучитель стоял в тридцати ярдах от амбара и оживленно разговаривал по спутниковому телефону. До сих пор женщина полагала, что он всего лишь скромный труженик на ниве этого местного бизнеса, но теперь ей пришло в голову, что он не обезьянка, а скорее шарманщик. Араб держал телефон так, что она хорошо видела его лицо, и по тем немногим словам, что смогла расшифровать, итальянка догадалась: он говорит по-английски. Закончив, он обернулся и увидел ее за стеклом. На лице тюремщика отразился испуг, сменившийся необузданной яростью, и в это мгновение бедная женщина поняла, что стала свидетельницей того, чего не должна была видеть.

Впрочем, это в любом случае никак не повлияло на ее дальнейшую судьбу.

В тот день симптомы болезни, которые и без того постоянно нарастали у обоих мужчин, приняли лавинообразный характер. Начался новый виток лихорадки, несчастные бредили, их руки и ноги покрыли гнойные волдыри, вены и капилляры начали лопаться, делая кожу темной от крови. А затем плоть стала отделяться от костей, от тел исходили странные запахи, а боль была такой сильной, что оба кричали два дня без перерыва, пока не умерли.