Владимир Першанин - Штурмовая группа. Взять Берлин!

— Ложись!

Бойцы бросились на землю. Молодой сапер запоздало отшатнулся. Шансов уцелеть, когда такая мина, взлетев, взрывается прямо перед тобой, не остается. Металлические шарики и осколки изрешетили сапера, еще двое были ранены.

Другие группы саперов и разведчиков, пытавшихся обойти опасное место, тоже натыкались на мины. Оставался один выход — разминировать участок прорыва. Ольхов приказал танкистам и минометчикам быть готовыми открыть огонь, подозревая, что впереди засада. Можно было только догадываться, какие еще сюрпризы приготовил мертвый, но смертельно опасный лес.

Пока же саперы распутывали мешанину мин, часть из которых были установлены с расчетом на неизвлекаемость. Приходилось спешить. Штурмовая группа сбилась на небольшой территории. Минометный и артиллерийский огонь мог привести к большим потерям.

Взорвался на мине еще один сапер. Петр Шевченко извлекал в этот момент пластмассовую противопехотку нового образца. Осколок врезался в ствол дерева, другой продырявил верх каски и разодрал шапку которую по привычке надевал лейтенант — она защищала от мелких осколков.

Шевченко оглушило, из-под шапки текла кровь. К нему подбежал фельдшер Ульян Злотников.

— Тебе что здесь надо? — оттолкнул его Шевченко. — Взорвешься, к чертовой матери.

— Дай гляну, у тебя может, башка пробита.

— Нет там ничего, оглушило маленько.

Неподалеку грохнуло с такой силой, что с дерева полетели крупные и мелкие ветки. Погиб кто-то еще. Но заминированная полоса, преграждающая путь к шоссе и городским улицам, не могла быть широкой. Не желая терять людей, Ольхов приказал прокладывать дорогу противотанковыми гранатами и связками тротиловых шашек.

Взрывы вызывали детонацию мин. Стоял сплошной грохот, взлетали комья земли и обломков деревьев, ядовитый дым стелился над влажной землей. В некоторых местах горел сушняк. Ни о какой внезапности речи уже не шло. Наверняка немцы подтягивали силы. Как только группа приблизится к краю минного поля, ее встретят артиллерийским и пулеметным огнем.

Обе «тридцатьчетверки» и минометные расчеты готовились ответить залпом. Лейтенант Шевченко с непокрытой головой и запекшейся на щеке кровью помогал своим саперам. Савелий Грач увидел его круглое лицо с носом-нашлепкой и крупными оспинами на лбу.

Затем все исчезло в оглушительном грохоте, который по мощности превосходил все остальные взрывы. Взлетел огромный столб земли, окутанный шапкой дыма. Старый вяз, с его твердой узловатой древесиной, подбросило вверх, разламывая на куски. Кувыркалось человеческое тело, рядом еще одно, с непокрытой головой, в изодранном бушлате.

Неужели погиб Шевченко? Ольхов лежал рядом с ординарцем Антюфеевым, наблюдая, как оседает пелена, падают вниз подброшенные камни, куски человеческих тел.

— Фугас взорвали, — прошептал капитан. — Сейчас начнется.

Возможно, фугас был не один. Десятки килограммов тротила, гаубичные снаряды, мины наверняка готовили для танков. Но они сдетонировали раньше времени. Погибли несколько саперов, в том числе старый товарищ Петро Шевченко и фельдшер Ульян Злотников.

Клубящуюся пелену прорезали вспышки противотанковых орудий, ударили несколько пулеметов. Зазвенели, набирая высоту, мины. Мгновенно ответили стволы, имевшиеся в распоряжении штурмовой группы.

В течение четверти часа длилась ожесточенная перестрелка. Взрывы снова заволокли все вокруг дымом. Степан Кондратьев объединил в одну батарею тяжелые полковые и 82-миллиметровые батальонные минометы.

Накрыли противотанковые 75-миллиметровые пушки. Из четырех орудий два вскоре замолчали, остальные стреляли реже — была выбита часть расчетов. Лейтенант Усков, стараясь перекричать грохот взрывов, убеждал Ольхова:

— Давай команду на прорыв. В этом дыму мы проскочим и сомнем заслон.

— Вас из «фаустпатронов» сожгут. Стой на месте… пока.

Перебежками продвигались вперед разведчики, саперы и пехота. Требовалось захватить и уничтожить минометы, которые вели беглый огонь из глубины вражеской обороны. Маленький сержант Рябков выкатил свой «горюнов» под защиту рухнувшего вяза и ровными очередями бил по вспышкам ближнего к нему пулемета.

На войне люди быстро показывают, чего они стоят. Невидный из себя колхозный плотник Игнат Рябков имел отсрочку от призыва по состоянию здоровья. На фронт попал летом сорок четвертого. В своей деревне, как и в собственной семье, веса не имел, подчиняясь жене и начальству.

— Пропадешь ты, Игнашка, на этой войне, — плакала на проводах подвыпившая жена, баба толстая, в два раза крупнее Игната. — Девчонки сиротами останутся, никому не нужные.

Девок в семье было трое. Самой старшей шестнадцать.

— Ниче, пробьемся, — храбрился Игнат.

А сейчас считался лучшим пулеметчиком в роте, разумно командовал расчетом, а на груди мерцала серебряная медаль «За отвагу». Замолк немецкий «МГ-42», который вместе с расчетом прикончил сержант Рябков. Сменив позицию, торопливо затягивался самокруткой, высматривая новую цель, не забывая напоминать третьему номеру расчета:

— Ленты набивай. Шевелись…

Ольхов, оторвавшись от бинокля, похвалил сержанта и показал на вспышки с краю траншеи.

— Еще один «МГ» работает. Бери его в оборот.

— Сейчас, — разворачивал Рябков хорошо смазанный, надежный пулемет Горюнова.

Атака захлебывалась. Не таким уж большим был вражеский заслон, но пулеметов и новых автоматов «МП-43» в нем хватало. Кондратьев хоть и сумел заглушить часть минометов, но мины продолжали сыпаться. В самый неподходящий момент проявился бронеколпак, откуда повел огонь 15-миллиметровый пулемет.

Пули весом семьдесят граммов: бронебойные, зажигательные, разрывные, пробивали кочки, деревья, пулеметные щитки и наносили смертельные раны.

И хуже всего, что нельзя было обойти этот узкий коридор, проложенный в минной заградительной полосе. Оставалось ползти или атаковать в лоб, как делали всю войну, проламывая оборону людской массой, телами солдат.

По бронеколпаку вели огонь два расчета противотанковых ружей. Поединок длился недолго. Одно ружье перебило надвое и прошило пулей первого номера. В другом расчете очередь из колпака тяжело ранила обоих бронебойщиков.

Медсестра Шура, сумев добежать до воронки, перевязывала их, разрывая все новые индивидуальные пакеты. Кровь из ран размером с пятак не удавалось остановить ни жгутами, ни бинтом. В отчаянии рыжая двадцатилетняя девчонка заплакала. Кинулась было за помощью, но ее взяли на прицел — пули расшибали бруствер, жутко свистели над головой. Шура снова сползла на дно воронки к своим раненым.

Расчет орудия «ЗИС-3» сумел попасть двумя снарядами в бронированный колпак, но не пробил его. Снаряды рикошетили. А затем на пушку посыпались трехкилограммовые мины, расчет частью погиб, другие были контужены, разнесло оптику.