Ли Чайлд - Джек Ричер, или Дело

— Я абсолютно уверена в том, что именно так все и было в той самой аллее, — сказала Деверо. — Но все, я надеюсь, произошло внезапно и закончилось еще до того, как она успела понять, что происходит.

— Но это произошло не в той аллее, — снова напомнил я то, что сказал прежде. — Там это просто не могло произойти.

— Почему?

— Одним из преимуществ того, что вы, перерезая горло, будете стоять за спиной жертвы, является то, что вас не зальет кровью. Ведь эта операция сопровождается обильным кровотечением. В данном случае речь идет о сонной артерии и яремной вене на теле молодой здоровой женщины, внезапно разозлившейся, может быть, даже вступившей в драку. Ее давление должно было создать кровяной фонтан до самого неба.

— Я знаю, что кровопотери при этом очень большие. Но я видела своими глазами: там была огромная лужа крови. Женщина буквально плавала в крови. И была бледная, как бумага. Вы, наверное, видели, сколько там песку, и можете представить себе, какого размера была лужа крови. По крайней мере галлон, а то и больше.

— Вы когда-нибудь перерезали кому-нибудь горло?

— Нет.

— Вы когда-нибудь видели, как это делается?

Элизабет покачала головой и после короткой паузы ответила:

— Нет.

— Кровь при этом не сочится из тела, как это бывает, если, лежа в ванне, вскрываешь себе вены на запястье. Она хлещет из горла, как из пожарного шланга, и заливает все кругом в радиусе десяти футов и более; огромные брызги оказываются повсюду. Мне даже доводилось видеть их на потолке. Жуткая картина… Как будто кто-то, взяв банку с краской, облил все вокруг. Как этот… Джексон Поллак. Художник.

Деверо молчала.

— Кровь должна была быть повсюду в аллее. И на стене кредитного агентства, вне всякого сомнения. И на стене бара, а может быть, и на стене аптеки. А также на земле, на много ярдов в стороне от места убийства. Беспорядочные разводы и брызги, а не огромная лужа под нею. Это невозможно. Ее убили не там.

Деверо сложила руки на столе и склонила голову. Она что-то делала. Я никогда прежде не видел человека в таком положении. Не в буквальном смысле. Понурив голову, шериф глубоко вдыхала и медленно выдыхала; через пять секунд она подняла голову и, глядя на меня, произнесла:

— Какая же я идиотка. А ведь я должна была знать это. Но просто забыла все, чему училась. К тому же мне не доводилось видеть такое прежде.

— Успокойтесь, — сказал я. — Если вы никогда этого не видели, так вам и вспоминать-то нечего.

— Нет, это азбучная истина, — возразила она. — А я идиотка. Столько дней потеряно…

— Ситуация усложняется, — напомнил я. — А это уже хуже.

Элизабет не хотела слушать о том, как ситуация может стать хуже. С нее было достаточно того, что уже случилось. Надо было слегка остыть. Не предпринимать ничего впопыхах. Она все еще корила себя за то, что не разобралась должным образом с кровью на месте убийства. Я много раз видел подобную реакцию. Да я и сам неоднократно испытывал подобное. Толковые добросовестные люди ненавидят себя за ошибки. И дело здесь не только в собственном «я», а в том, что некоторые подобные ошибки вызывают такие последствия, с которыми сознательные люди не хотят дальше жить.

Деверо нахмурилась, скрежетнула зубами, мысленно проклиная себя, а затем тряхнула головой и предстала передо мной с бравой улыбкой, которая сейчас была гораздо более широкой и решительной по сравнению с обычной.

— Ладно, — решительно объявила она. — Рассказывайте дальше. Расскажите, как ситуация может ухудшиться. Но давайте продолжим в другом месте. Здесь я должна есть три раза в день. Не хочу, чтобы у людей возникали какие-то мысли.

Мы расплатились за завтрак, вышли на тротуар и некоторое время молча стояли у ее машины. По движениям ее тела я понял, что она не хочет приглашать меня к себе в офис. Не хочет, чтобы я вообще светился возле ведомства шерифа. Это же не место, где демонстрируют воплощение в жизнь принципов демократии. Наконец она сказала:

— Давайте вернемся в отель. Мы сможем расположиться в холле. Там мы гарантированно будем одни, а больше ничего и не требуется. К тому же, кроме нас, постояльцев в отеле нет.

Мы пошли назад по улице, поднялись по шатким ступенькам лестницы, прошли веранду. Войдя в вестибюль, мы через боковую дверь добрались до холла. Я сразу почувствовал запах сырости, пыли и плесени, которые вдыхал накануне вечером. При дневном свете те самые выпуклые предметы, принятые вчера мною за кресла, ими же и оказались. Их было всего двенадцать, расставлены в различных комбинациях, по два и по четыре. Мы выбрали пару кресел, стоявших по обе стороны холодного камина.

— А почему вы здесь живете? — спросил я.

— Хороший вопрос, — ответила Элизабет. — Я думала, что проживу здесь месяц, от силы два. Но дело затягивается.

— А что с домом вашего отца?

— Он сдается в аренду, — сказала она. — Договор аренды умер вместе с ним.

— Так вы же можете арендовать другой дом. Или купить. Разве не так поступают люди?

Она утвердительно кивнула.

— Я уже кое-что присмотрела. Не могу до сих пор решиться. Вы вообще сами видели, какие здесь дома?

— Некоторые из них выглядят вполне прилично.

— Только не для меня, — поморщилась она. — Я пока не готова к такой покупке. И я еще не решила, сколько времени вообще здесь пробуду. Все еще думаю. Я не сомневаюсь, что мне придется доживать здесь свою жизнь, но пока не готова смириться с этим. По мне, пусть лучше все тянется день за днем, как сейчас.

Я вспомнил своего приятеля Стэна Лоури и его желание найти работу по рекламному объявлению. Число людей, уходящих со службы, намного превышало число тех, кому удалось найти работу. Им надо было начинать заботиться о домах, автомобилях, одежде. На них обрушивались сотни странных и неизвестных мелочей, воспринимаемых ими, как обычаи диких племен; эти мелочи они раньше лишь подмечали, но никогда не вникали в суть.

— Ну, я готова слушать, — сказала Деверо.

— У нее было перерезано горло, так? — начал я. — В этом у нас нет сомнений?

— Все верно. Именно так.

— И это была ее единственная рана?

— Так сказал врач.

— Это значит, что где-то есть место, все залитое кровью. И на этом месте все реально и произошло. В помещении, а возможно, и где-либо в лесу. Невозможно вычистить все как следует. В буквальном смысле невозможно. Значит, где-то находится улика, которая дожидается вас.

— Я не могу производить поиски на базе. Они мне этого не позволят. Это уже вопрос юрисдикции.

— Но вы же не уверены в том, что это произошло именно на базе.

— Изнасиловали-то ее на базе.

— Вполне вероятно. Однако это ведь не единственное место, где могло произойти изнасилование.

— Но и обшарить пятьсот квадратных миль в штате Миссисипи я тоже не могу.