Александр Афанасьев - Нефтяная бомба

Но меня это никак не касается. Я еду на встречу с агентом…

Машину я беру не в гараже представительства, не посольскую, а из гаража Министерства нефти. Машина – «Мерседес S600» выпуска 2003 года в бронированном варианте, сильно уже поезженная, но ходкая – бронированных машин тут полно, как и «Мерседесов» S-класса самого разного года выпуска. Движок – двенадцатицилиндровый – жрет много, но по местным ценам на топливо совсем недорого обходится, и на этом здесь не экономят. Зато подхватывает дуром с любой скорости, что с пятидесяти, что с двухсот.

Путь мой лежит на озеро Тартар, излюбленное место отдыха иракцев побогаче с тех пор, как потише стало. Дорога до озера идет через Эль-Фаллуджу, потом – через Эр-Рамади. Это смертельно опасное место, так называемый суннитский или стальной треугольник. Сколько американцев тут погибло – не сосчитать… Но так дорога хорошая.

Машин много. При Саддаме бензин дешевле воды стоил, потом пришли американцы и сказали, что так не пойдет, и подняли цены до среднемировых. Это стало одним из поводов для взрыва. А знаете, кто принимал самое непосредственное и, наверное, даже определяющее участие в разработке программы экономического развития постсаддамовского Ирака? Егор Тимурович Гайдар вместе с его приснопамятным институтом, чтоб его. Главным разработчиком программы числился Лешек Бальцерович, еще один крайне либеральный экономист, но он в то время руководил Национальным банком Польши. Много ли у него было времени на разработку программы экономического восстановления Ирака? Вряд ли. А вот Гайдар был свободен, и у него под рукой был целый институт – тем более что он был учеником Бальцеровича. Я совсем не удивлюсь, если к разработке программы приложил руку еще один русский экономический гений – Чубайс. И совсем уж не удивлюсь, если когда-нибудь вскроется, что смерть Гайдара была совсем не случайной и связана как раз с иракскими событиями. Потому что американцев тут встречали с цветами, а через несколько месяцев реформ Гайдара началась гражданская война.

Дальше продолжать не буду. Sapienti sat – а неумному что ни говори, все не в кассу.

Прохожу Фаллуджу по новенькой объездной. Трасса эта не так загружена, как на севере и на востоке, там то и дело грузовые конвои, не протиснешься. Мимо, в затемненных стеклах, летят бетонные заборы, пальмы, апельсиновые, «культурные» рощи сменяются зарослями, из которых во времена оные запросто можно было получить культурный привет из РПГ. Ирак представляется всем страной пустынь, но на самом деле – пустыни только к западу и к югу, а так – рощи, поля – здесь даже пшеницу выращивают. Чем ближе к северу, тем больше гор. В Курдистане – скорее не горы, а холмы, заросшие деревьями. Раньше деревья сажали одни курды, теперь все иракцы сажают, я даже знаю, где яблоневые сады посажены. Но самый кайф – это апельсиновые и банановые рощи. Для нас, жителей средней полосы России, это просто дико – зашел и рвешь тропические фрукты, как яблоки с куста. А для иракцев – наоборот, в новинку яблоки, многим очень нравятся…

По дороге к Рамади – ремонт, дорогу расширяют. На всей дорожной технике – бронированные кабины, их уже здесь варят, правда, бронелисты мы поставляем. И Китай. Бронепрокат можно взять у нас, в Израиле, в Китае, в Иране и в Европе. Но Израиль по понятным причинам отпадает, Китай… Странная там металлургия. Вроде с виду нормально, но, например, недавно на партии закупленных китайских защищенных грузовиков кабины просто трещинами пошли, ни с того ни с сего. Европа – дорого. Остается только Россия, тем более что мы реально защищенные машины поставляем, после Чечни и Кавказа вообще знаем, что к чему. Таких здесь полно – с виду обычный «КамАЗ», но кабина – ПК не возьмет.

Проползаем мимо. Иракцы такие же нетерпеливые, как мы, над дорогой какофония сигналов. Ремонтников прикрывает Тигр, автоматический гранатомет нацелен в сторону зарослей, все иракцы – в российских шлемах «Сфера», с новенькими «калашниковыми», воинственно торчат усы. Это не Мухабаррат, скорее всего шестьдесят пятая бригада спецназа, черные береты. Прохожу затор, стрелка спидометра моментально взлетает до ста пятидесяти. Здесь дорога уже расширена, новенькая. Сам Рамади – на горизонте. Зелень и новенькая телевышка, выше минаретов мечетей. На въезде в город – блокпост, тяжелые «Тайфуны» и более легкие «Тигры» спецназа, – но никого не тормозят и даже не осматривают. Сбрасываю скорость. Объездной у Рамади нет, шоссе идет через центр города, это знаменитая Рут Мичиган, одна из самых опасных дорог той войны, политая американской и иракской кровью. Ее постоянно контролировали снайперы – и все равно на ней из американцев человек тридцать-сорок только погибло. Сейчас снайперов нет, город восстановлен, вон там – знаменитый отель, не знаю, как он называется – американская снайперская группа билась там, попав в окружение. Конвой морской пехоты шел к отелю, чтобы вытащить их, две с чем-то мили за восемнадцать часов. Сейчас почти ничего этого нет – только здоровенные щиты с рекламой над автострадой. Иракна – сотовая связь двадцать первого века. И все-таки здесь неспокойно, вся дорога, проходящая по городу, отгорожена щитами выше человеческого роста, чтобы не стреляли и не перебегали.

За Ар-Рамади резко ухожу направо, на развилке разворачиваюсь, чуть ли не на двести семьдесят, прямой дороги к озерам нет. Тут тоже ремонт. Ползем, кондишн работает. Иншалла, к часу дня – самый кайф на озерах – доберусь. Здесь уже грузовиков намного меньше, в основном внедорожники – японские и китайские. Уступать дорогу здесь не любят, сигнал могут воспринять неадекватно – в свое время американские и британские контрактники наводили шороху своими крякалками. Приходится маневрировать. Из-под колес одной «Тойоты» вылетает камень, бьет по стеклу – я морщусь, хоть и чужая машина, а все же. Обгоняю автобус – видимо, с туристами. Автобус здоровенный, тоже китайский. Большой, как аквариум.

На подъезде к озерам – импровизированная стоянка, местные бачата бегают и предлагают посторожить машину. Если не дашь динар – поцарапают, а то и колеса порежут. Даю пацанам динар, прямо тут переодеваюсь. Лучше на берегу этого не делать, могут вещи прихватизировать. Беру с собой большую красную пляжную сумку, ноги сую в пляжные резиновые шлепанцы, на плечи накидываю пляжный коврик, на котором буду загорать. В сумке позвякивает, но это не для меня…

Информаторы у меня есть и здесь. Старый Хамаз – его так зовут, – увидев меня, улыбается, встает с места, трясет обеими руками протянутую руку. Хитрые глаза, пропахшая дымом и мясом одежда – ему лет семьдесят, по иракским меркам – аксакал.

– Ас салам алейкум, Хамаз-муаллим.