Лев Пучков - Операция «Моджахед»

В этот раз тоже всё сделали как всегда. Разбили по группам, пустили по дворам, сами встали неподалёку от выезда из села.

Уже через несколько минут стало понятно, что всё идёт не так, как обычно. Сначала была лёгкая перебранка, которая доносилась из тех дворов, что располагались поблизости от нас. Чуть позже, когда на пятачке возле нас появились первые бараны и сумки с вещами, перебранка переросла в откровенную ругань и уже очень скоро по всему селу стоял какой-то нехороший гвалт: угрозы, проклятия, обещания немедленной смерти, женские крики...

Абу позвал одного из наших людей Хамида и спросил, что происходит. Тот ответил, что местные жители неправильно понимают мероприятие. Уверены, что мы адресом ошиблись. Говорят, что это произвол. Они тут со времён третьего имама [3] Имамат — государство мюридов в Дагестане и Чечне, возникшее в конце 20-х гг. 19-го века во время борьбы народов Северного Кавказа против оккупации царской России. Всего было три имама: Гази-Магомет (1828 — 1832), Гамзат-бек (1832 — 1834), Шамиль (1834 — 1859). Частенько просвещённые чеченцы называют Шамиля именно так: Третий имам. Между тем по значимости вклада в национально-освободительное движение горцев Шамиль был первым и в своей ипостаси совершенно уникальным. Очевидно, чеченцы таким образом выражают досаду на историческую данность: ведь прославленный имам был не чеченцем, а аварцем. никому не платили дань. Завтра обещали идти к Шамилю, жаловаться. Им сказали, что Шамиль в курсе — не верят...

— Опять Шамиль! Всегда — Шамиль... — досадливо буркнул Абу. — Они что, думают, что он из рода пророка? Иди, занимайтесь дальше. Если кто-то будет особо артачиться, поступайте по всей строгости военного времени. Ступай...

Не успел Хамид уйти, неподалёку раздался истошный женский визг, автоматная очередь и злобные крики мужчин.

— Ну, началось! — встревожился Шааман Атабаев, стоявший с тремя своими людьми неподалёку от нас — Пойду, посмотрю, что там такое...

На этом привычная уже для нас вечерняя изоляция сельчан закончилась. Тотчас же отовсюду стали собираться люди — с фонариками, керосиновыми лампами, некоторые даже с факелами. Минут через пять Шааман вернулся, чтобы доложить, что произошло.

Дело, в принципе, выеденного яйца не стоило. Наш человек потянул на выход барана — хозяин рядом стоял, ничего не сказал. А тут выскочила из дома дочка хозяина, совсем девчонка ещё, не разобралась в ситуации и вцепилась в нашего человека. Он её отпихнул и неловко — упала девчонка, головой ударилась. Отец её, недолго думая, выхватил кинжал — шустрый дед попался! — и кинулся к нашему, хотел горло резать. Ну наш и пальнул ему под ноги, для острастки. Одна пуля срикошетила в камень, попала хозяину в ногу. Вот и всё.

Пока Шааман рассказывал, собралась толпа. Стоят недалеко, переговариваются, смотрят враждебно — светло стало, как днём, от факелов и фонарей. И никто не выдвигает никаких требований, упрёков либо обвинений, просто стоят и смотрят, как будто оценивают...

В воздухе повисло напряжение. Я чеченцев достаточно хорошо знаю, они в поведении своём похожи на волчью стаю. Это женщины их горазды орать и волосы на себе рвать. А если мужики в такой ситуации в кучу собрались, криков не будет. Это как волки и лев. Если волки решат, что лев слабый, молча бросятся на него и загрызут. Если лев покажет, что он сильный, волки так же молча отступят, признают его силу. Только после этого льву уже нельзя будет спокойно ходить по волчьей земле. Волки перестанут есть и спать, будут ежечасно караулить льва. И всё равно потом нападут исподтишка, когда он будет спать или не будет готов к нападению. Вот такая притча.

— Чего собрались? — мрачно пробурчал Абу, так и не дождавшись, чтобы ему кто-то что-нибудь сказал и чувствуя себя неловко под этими пристальными взглядами исподлобья. — Я их не звал. Пусть по домам идут, это не цирк...

В его голосе я чувствовал лёгкое замешательство. Каким бы крутым он себя ни мнил, толпа настроена враждебно, ведёт себя довольно странно для такой ситуации, и кончиться это противостояние может чем угодно.

В толпе послышался лёгкий шум — люди раздались, пропуская какого-то мужчину. Мужчина сразу пошёл к нам, и я узнал его: это был муфтий нашего района, уважаемый на всём Кавказе человек, хаджи [4] Правоверный, совершивший хадж — паломничество в Мекку, к храму Кааба, для совершения жертвоприношения в праздник Курбан-байрам. , который как никто другой разбирался в вопросах религии и шариатского права.

«Ну, попал ты, Усман», — с тревогой подумал я про себя. Мне сейчас придётся изворачиваться и из шкуры выскакивать, чтобы правильно перевести их беседу, сгладить резкости Абу и по возможности мягко интерпретировать вопросы муфтия. То есть с максимальной отдачей отработать те деньги, которые мне платят «Братья».

Муфтий дошёл до нас и встал прямо перед лошадью Абу. Кивнув на то, что успели притащить наши сборщики — нескольких баранов и лежащие рядом мешки, он коротко сказал:

— Забирайте. Уходите. Вас никто не тронет.

Я не успел рта открыть, Абу опередил меня. Его знаний в чеченском хватило, чтобы понять, что сказал муфтий.

— Скажи этому полуграмотному молле, чтобы шёл домой и ложился спать, — в голосе амира сквозило неприкрытое презрение. — Если он плохо учился в медресе, напомни ему, что есть такие вещи, как джихад и ушр [5] Ушр (ашар) (араб. — десятая часть) — натуральный десятинный налог с мусульман в странах ислама. До сих пор сохраняется во многих странах с традиционно исламским укладом. . Если он хоть немножко понимает толк в исламе, должен знать, что есть такие вещи.

Я несколько секунд размышлял, как бы это сгладить, и опять опоздал. Муфтий неожиданно заговорил на арабском — да так ловко, на аравийском диалекте, словно это был его родной язык.

— Полуграмотный молла немножко знает основополагающие догматы ислама и принципы гражданского устройства мусульманских государств, — муфтий усмехнулся. — Ушр имеют право собирать султан, халиф, имам либо его наиб. Мы тут в горах немного отстали от жизни... скажи нам, мы смиренно выслушаем: когда у нас объявили халифат? И что — был совет улемов, который избрал нового имама Северного Кавказа? А тебя, значит, назначили к нему наибом?

Он смеялся над амиром. Буквально в двух словах заткнул его за пояс — ответить тому было совершенно нечего. Никто никогда и никого не избирал, это было очевидно. То, что мы делали, было нашей личной инициативой.

— Слушай, хаджи, я ведь тебя просил — иди спать, — Абу сдерживался, но уже начал закипать, он не привык к такому обращению. — Идёт джихад, все правоверные должны помогать, кто чем может. Это что, объяснять надо? Вот скажи, сколько ты — лично ты, убил неверных?