Александр Тамоников - Детонатор

— Похитили? — спросил с нажимом Лонгмак. — Вы уверены?

— Пожалуй. Потому что потом эти террористы сразу скрылись. Думаю, с добычей.

— Думаете?

— Уверен.

— Угу, — сказал Карл Лонгмак, испытывая необыкновенно мощный прилив сил. — Отлично.

— Какие будут дальнейшие инструкции? — спросил Сердюк.

— Репортаж об этом поезде компанию не интересует.

— Понятно.

— Вы лучше поезжайте и снимите сюжет о российской глубинке, — порекомендовал Лонгмак.

— Где именно снимать?

Вопрос свидетельствовал о том, что Петр Сердюк правильно понял, что от него требуется.

— Если мне не изменяет память, — заговорил американец, — то в Переславском районе соседней области есть такая деревня — Сетино.

— Ситино?

— Сетино. Се-ти-но. Сеть.

— Ага, понял. Сетино.

— Правильно, — сказал Лонгмак. — Мне говорили, там отличная натура. Река, пионерский лагерь… Он заброшен, лагерь, но наверняка там сохранились всевозможные живописные приметы прошлого — гипсовые горнисты, доски почета и тому подобное. В общем, разберетесь на месте.

— Разберусь, — пообещал Сердюк. — Прямо сейчас и выезжаю в этот лагерь.

— Тогда счастливого пути.

На это пожелание Петр Сердюк ничего не ответил. Просто прервал разговор. Он верил в себя, в силу, в деньги, в удачу, наконец. Но не в счастье. Что-что, а счастья он в своей богатой приключениями жизни не видел.

Понедельник, 13 мая

В коридорах 4-го управления Антитеррористического центра не происходило ничего похожего на аврал или тем более на панику. Да, сотрудники работали в усиленном режиме, забывая о перекурах и перерывах на обед, но лица их казались не встревоженными, а сосредоточенными. Они перемещались по этажам и коридорам здания несколько быстрее, чем обычно, однако здесь нельзя было заметить людей бегущих или просто суетящихся. Каждый знал свои обязанности и выполнял их с предельной точностью — гораздо четче, чем обычно. Было видно, что их не запугать, не выбить из колеи. Шла война — необъявленная террористическая война против их Родины, и каждый из них давно усвоил и привык к этому.

Начальник Управления генерал-майор Комаровский, которому было поручено немедленно расследовать нападение на пассажирский поезд сообщением Москва — Челябинск, являл пример выдержки и мужества в этот нелегкий час испытаний. Его маленькие серые глаза оставались непроницаемыми, словно были отлиты из олова или свинца. Линия плотно сжатого рта оставалась прямой, лишь брови изредка непроизвольно хмурились, выдавая истинные чувства этого человека.

Когда его подняли из постели неурочным телефонным звонком, он сразу понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Убрав с груди теплую руку молодой жены, Комаровский вышел из спальни. Рапорт заставил участиться его пульс, он был вынужден опуститься на стул, потому что на мгновение ему показалось, что земля уходит из-под ног, как это было во время недавнего микроинфаркта.

— С-сволочи, — прошептал он, осторожно массируя сердце. — Когда же они, наконец, уймутся, сволочи.

— Простите?

Голос дежурного офицера вывел его из состояния прострации.

— Ничего, — глухо произнес Комаровский. — Каковы потери среди личного состава?

— Семеро, товарищ генерал, — отрапортовал майор. — Один выжил. Сержант Беляев. Спрятался в тамбуре, пока шла перестрелка.

— С-сориентировался, с-собачий сын. Отс-сиделся!

— Так точно, товарищ генерал.

— Допросили?

— Он ничего не видел и не помнит. От страха ослеп и оглох. Теперь выкручивается. Говорит, действовал строго по инструкции.

— Провести тщательное служебное расследование, — приказал Комаровский, покидая гостиную, куда вошла сонная жена. — И никаких поблажек! Если этот Белковский…

— Беляев, товарищ генерал.

— Я и говорю: Беляев. Если он струсил, то принять к нему самые строгие меры.

— Я передам, — сказал майор.

— Потери среди мирного населения? — спросил Комаровский и снова взялся за сердце, предчувствуя, что ответ будет неутешительный.

— Пятеро, товарищ генерал. Проводница и… Я сейчас уточню.

— Я сам уточню. Позже. — Комаровский оттолкнул попытавшуюся его приобнять жену. — Только без телячьих нежностей, пожалуйста.

— Так точно! — воскликнул дежурный, решив, что последняя реплика адресована ему.

— Это не тебе, ты, майор, обзвони всех. Экстренный сбор. И пусть отменят все встречи на ближайшие двое суток. Мы должны найти мерзавцев по горячим следам.

Закончив разговор, Комаровский уставился на стакан молока, поставленный перед ним на стол.

— Выпей, — строго сказала жена. — А то весь день с изжогой промаешься. Завтракать ведь не будешь?

— А то ты не знаешь.

— Знаю, милый, знаю.

Ничего не сказав в ответ, генерал Комаровский выпил молоко и теперь, в разгар рабочего дня, был благодарен жене за заботу. Желудок бунтовал. Но не было ни одной свободной минуты, чтобы навернуть любимых щей и каши. Время поджимало. Оно работало против сотрудников Управления, тогда как преступники использовали его в своих интересах.

То играя желваками, то хмурясь, а в основном делая то и другое одновременно, Комаровский смотрел в экран, знакомясь со всеми полученными видеоматериалами. В двадцать первом веке, когда почти у каждого в кармане находится мобильный телефон со встроенной видеокамерой, собирать улики стало значительно проще. Однако и преступления сделались более дерзкими, более изощренными, более жестокими. Иногда Комаровскому казалось, что победить гидру терроризма невозможно. Тем не менее кто-то должен был рубить головы этой кровожадной гидре — одну за другой, решительно и беспощадно.

— Видео номер три, Валентин Сергеевич, — объявил помощник, капитан Брусницин, исполнявший, если так можно выразиться, роль киномеханика.

— Валяй, — буркнул Комаровский, едва сдерживаясь, чтобы не скрипнуть зубами.

— Есть, товарищ генерал. — Брусницин торопливо нажал кнопку на пульте дистанционного управления.

Как и все подчиненные генерала, он больше всего на свете боялся прогневать своего начальника. Комаровский был крут на расправу. В каждом его движении сквозила привычка властвовать, обуздывать которую Комаровский умел, но, по правде говоря, не любил. Одетый в строгий костюм темно-коричневого цвета, он держался так, словно находился при парадной генеральской форме, с рядами орденских колодок и золотой звездой Героя России на груди. Раннюю лысину генерал маскировал специально отпущенными прядями волос, зачесанными от правого уха к левому. Когда прическу Комаровского трепал ветер, она приобретала довольно неопрятный вид, что раздражало генерала.

Что касается капитана Брусницина, то сегодня, как никогда, ему хотелось вырваться куда-нибудь на простор и податься подальше от Управления. Ладони были влажными, словно он не дистанционный пульт в руках держал, а мокрый обмылок. Всякий раз, когда Комаровский обращался к нему, Брусницин обмирал, а когда выдавалась передышка, осторожно выпускал накопившийся в груди воздух.