Владимир Першанин - Обреченный десант. Днепр течет кровью

А тут этот неудачный десант. Поднимало настроение, что его люди раскатали немецкую саперную роту, отбили с утра атаку и держат плацдарм на берегу, о котором знает высокое командование и верит в майора.

Вместе с лейтенантом Костей Левчуком обходил траншеи, говорил с людьми. Среди его подчиненных находились и бойцы второго батальона, а сам комбат, по слухам, погиб в бою во время приземления. Так что на Василии Орлове теперь два батальона, хоть и неполных. Остановился возле пулеметного расчета:

– Как с боеприпасами?

Белобрысый сержант, неплохо оборудовавший позицию, доложил:

– Пять полных дисков…

– И все?

– К «дегтяреву» все. У второго номера полторы сотни патронов к ППШ. Трофейная винтовка и к ней обойм двадцать. Гранаты есть, двенадцать штук.

Ясно. Дальше спрашивать не о чем. Такого запаса максимум на день хватит. Да и то если фрицы сильно атаковать не станут. Немного подняли настроение минометчики и старшина. К двум трофейным трубам мин оставалось пока достаточно, да и патронами у немецких минометчиков ребята разжились неплохо.

Старшина Георгий Золотарь доложил, что захвачено несколько ящиков винтовочных и автоматных патронов, а также гранаты.

– Ну-ка, покажи.

Ящики громоздились штабелями в складе, защищенном тройным накатом из просмоленных шпал. Умеют суки-фашисты строить. Даже маскировка такая, что с десяти шагов склад не заметишь.

– Тут не несколько, а запас приличный. Раздай часть людям.

– Пока нужды нет, – вежливо дышал в сторону хвативший спирта старшина. – Если вы пулеметчиков имеете в виду, которые неподалеку от меня, так у них трофейный автомат имеется и цинк на полтысячи патронов к нему.

– Ты спиртом не слишком увлекайся. В санчасть отнеси.

– Уже отнес. Трехлитровую флягу, консервы и мед фрицевский в картонных баночках.

Георгий, или проще Гоша Золотарь, преданно смотрел на комбата. Крепкий в груди и плечах, светло-рыжий старшина дело свое знал. Людей покормил, доварив с помощниками в полевой немецкой кухне картошку со свининой. Раненым вскипятил кофе из яркой банки.

Да и выглядел старшина по-боевому. Трофейный автомат за спиной, а вместо «нагана» тоже трофейный пистолет в желтой кожаной кобуре.

– Сам добыл или у бойцов выцыганил?

– Автомат сам отбил. Фрица из «нагана» срезал. А «парабеллум» молодняк подарил, он с ним все равно не умеет обращаться.

– Хорошо, Георгий, – одобрил активность старшины комбат, – обшарь все закутки. Боеприпасы под строгий учет. Неизвестно, сколько нам здесь находиться.

– Есть под строгий учет!

– А место для обороны неплохое.

– Хорошее место. Не зря немцы здесь укрепления строили. С обеих сторон овраги берег защищают. По фронту промоины, низина… Но танки все равно пройдут.

– Если пройдут, то и нас не останется. Ребята мастерят разные штучки из тола. Ты тоже подумай.

– Канистра бензина есть. И бутылок пустых с полсотни.

– Когда выпить-то успели?

– За нашими не угонишься, – лицемерно вздохнул старшина. – Будем заливать в них бензин. Против танков очень даже сгодятся.

Орлов и Левчук направились дальше. Их обход прервал начавшийся минометный обстрел, а затем с левого берега передали по рации, чтобы усилили внимание.

– Ждите гостей, – доносилось сквозь треск помех. – Как слышно?

– Хреново слышно. Будем ждать.

– И поддержите всеми видами оружия.

– Поддержим, – пробормотал Василий Орлов, положив трубку.

Немцы активно использовали глушилки, чтобы лишить связи прорвавшиеся на правый берег подразделения. Смысл сказанного комбат Орлов понял. Готовится переправа на их участке. Только когда? Неужели среди дня, когда понтоны и плоты будут как на ладони? Или все же умные штабные головы дождутся ночи?

В отличие от Сталинграда, где переправы шли ночью (да и то несли огромные потери), на Днепре на время суток не смотрели.

– Разницы нет, – утверждало высокое начальство. – Ночью все освещено ракетами, а днем хоть какая-то внезапность.

Замполит Майков из своей песчаной норы, слегка укрепленной мелкими бревнами, с удивлением смотрел, как от левого берега отчаливают плоты разного размера, несколько лодок, понтон с легкими противотанковыми пушками. Рассекая водную гладь, вперед вырвались два американских вездехода-амфибии, вооруженные крупнокалиберными пулеметами.

Из леса на левом берегу вела довольно интенсивный огонь наша артиллерия. Но лес находился в километре от берега, и разброс снарядов был велик. Эффективного артиллерийского прикрытия не получалось.

Капитан Майков, старавшийся угадать в любом действии целесообразность, не мог понять, зачем пустили вперед быстроходные амфибии. Высадить штурмовую или разведывательную группу? Она ни к чему. На правом берегу имеется хоть и небольшой, но плацдарм. Может, торопятся высадить командиров, которые будут руководить переправой?

Ответа на свои вопросы он бы все равно не получил. А немецкая артиллерия и пулеметы уже обстреливали переправляющуюся воинскую часть. Замполит понял, что тарахтящий медлительный понтон, плоты, которые двигались с помощью больших самодельных весел, и даже быстроходные вездеходы-амфибии обречены.

Столбы разрывов сужали круг, приближаясь к цели. За годы войны бывший мастер хлебозавода научился хорошо различать калибр немецких снарядов.

Чаще всего летели 75-миллиметровые осколочно-фугасные заряды из легких скорострельных пушек и 80-миллиметровые мины. Близкий взрыв подкинул один из плотов, в воду сбросило гребца с обломком весла.

Еще один снаряд взорвался на понтоне, загруженном до бортов людьми, пушками-«сорокапятками», боеприпасами. Взвился столб дыма, взлетели мелкие и крупные обломки, человеческие тела. К 75-миллиметровым снарядам прибавились более мощные заряды 105-миллиметровых гаубиц.

Это оружие было куда серьезнее. Осколочно-фугасный снаряд весом пятнадцать килограммов развалил надвое плот. Среди водяной пены и разорванных бревен виднелось несколько голов уцелевших бойцов. Одновременно с гаубицами дружно ударили пулеметы, в том числе крупнокалиберные.

Головной вездеход-амфибия тонул, получив несколько пробоин от близко рванувшего снаряда. Экипаж, четыре человека в оранжевых спасательных жилетах, плыл по направлению к понтону. Яркий цвет жилетов действовал на немецких пулеметчиков, как красный цвет на быка.

Трассы перехлестывали тела, выбивая крошево пробковой начинки жилетов и брызги крови. Все четверо были уже мертвы, но жилеты держали тела на плаву. Пулеметы, не унимаясь, взбивали вокруг них фонтанчики бурой от крови воды. Сквозь выстрелы доносились возбужденные крики немецких солдат. Зрелище смерти захватывало их, не давая оторваться от спусковых крючков «машингеверов».