Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака

Он подумал о стоящих в потайном трюме танках, но сразу прогнал эту ненужную мысль: боекомплекта в машинах, естественно, нет, топливные баки пусты, и толку от «шестьдесят вторых», таким образом, даже меньше, чем от мешков с пшеницей, на которых хотя бы можно всласть, с относительным комфортом поваляться перед смертью.

– Ладно, приятель, – вполголоса обратился он к мотористу Молчанову, – ты меня в эту дыру загнал, ты и доставай. – И, барабаня по двери кулаками, благим матом заорал: – Помогите! Люди, ау! Есть кто живой? Люди-и-и!!!

На тот случай, если прохаживающийся по палубе часовой его не услышал, Глеб повернулся к двери спиной и забарабанил по ней каблуком грубого рабочего ботинка. Дверь загудела, как набатный колокол; оставалось только надеяться, что этот грохот и гул не достигнут ушей отправившегося в свою каюту Пагавы.

Барабанить пришлось почти полторы минуты – видимо, часовой, охранявший этот борт, либо ушел далеко, на самый нос, либо задержался на корме, где все звуки заглушали ровный шум винтов и плеск кильватерной струи. Наконец, в паузе между гулкими ударами каблука о вибрирующее железо Глеб услышал ответный стук в дверь и, обернувшись, увидел в круглой раме иллюминатора хмурое и удивленное лицо часового. Толстое стекло исключало возможность ведения переговоров; Глеб завертел перед иллюминатором руками, жестами выражая горячее (и притом абсолютно искреннее) желание поскорее очутиться снаружи. Нахмурившись еще сильнее, часовой посветил в иллюминатор фонариком. Ожидавший этого Сиверов успел зажмуриться, но яркий свет больно ударил по гиперчувствительным зрачкам даже сквозь плотно сомкнутые веки.

Послышался металлический лязг запора – видимо, охранник узнал принятого на борт в Мумбаи моториста и решил выяснить, какого дьявола тот делает в запертом и охраняемом трюме. Поднимать тревогу по всему судну и даже беспокоить уважаемого Ираклия Шалвовича он не стал: у отставшего от своего корабля в заграничном порту моториста Молчанова была репутация выпивохи и разгильдяя, который, само собой разумеется, не мог представлять никакой угрозы для почти двухметрового, сильного, тренированного и хорошо вооруженного профессионального вояки.

В этом их с Глебом мнения расходились: отдавая должное выучке противника и его превосходству в огневой мощи, Сиверов считал, что заливающая запертый железный трюм вода, как ни крути, опаснее сотни таких, как он.

– Ты чего тут? – слегка приоткрыв дверь, неприветливо осведомился часовой. – Чего быкуешь, мазута?

– Свет убери, – прикрываясь рукой, слегка заплетающимся языком потребовал моторист Молчанов. – Пройти дай, мне на вахту скоро!

– А каким это ветром тебя сюда занесло? – подозрительно спросил охранник. При этом он сделал полшага назад и немного прикрыл дверь, явно не горя желанием выполнить требование загулявшего моториста.

– А я знаю? – обиженно заявил Глеб. – Шел, вроде, к себе в кубрик, а проснулся тут, да еще и взаперти… Может, ребята пошутили?

– Пить надо меньше, – посоветовал часовой. – Это ж как надо набраться, чтоб человека, как мешок с дерьмом, от кубрика до трюма через все трапы протащили, а он даже не проснулся! С трезвым так не пошутишь. Какая тебе, такому, вахта, ты ж нас всех на хрен утопишь! Сиди тут – типа, в вытрезвителе. Пускай с тобой твой капитан утром разбирается, а не хочешь – Пагаве скажу, он тебя, барана, враз протрезвит. Пешочком отсюда до порта пробежишься – авось проветришься!

Он сделал еще полшага назад и взялся рукой за железное дверное полотно с явным и недвусмысленным намерением осуществить свою угрозу, но Глеб воспрепятствовал этому, живо просунув в щель ботинок.

– Не спеши, вояка, – пьяно ухмыляясь, сказал он. – А то как бы нам всем вместе с твоим Пагавой в автономное плавание не пуститься. Как ты говоришь, пешочком. Гляди, чего я тут нашел! Это ж, по ходу, бомба!

– Какая еще, на хрен, бомба? – сказал охранник, вглядываясь в приборчик, который с гордым видом демонстрировал ему пьяница-моторист. – Сам ты бомба!

Охранник был человек военный – если не в настоящем, то, как минимум, в недалеком прошлом – и знал, разумеется, что реальные бомбы, в отличие от тех, которые можно увидеть в кино, не мигают красными лампочками, не имеют дисплеев со светящимися цифрами какого бы то ни было цвета, не тикают и вообще не делают ничего такого, что могло бы выдать их присутствие. Знал он, естественно, и то, что устройство размером со спичечный коробок заведомо неспособно нанести достойные упоминания повреждения океанскому сухогрузу. На ладони у моториста Молчанова лежал обыкновенный таймер, но таймер отсчитывал время, которого осталось меньше пяти минут, и можно было только гадать, что произойдет, когда на дисплее разом покажутся шесть нулей.

– Дай-ка сюда, – потребовал охранник, протягивая к таймеру руку.

Что и требовалось доказать.

Схватив за предплечье, Глеб рывком втащил его внутрь. Реакция у часового оказалась неплохая, но в данном конкретном случае ее было недостаточно: сопротивление прекратилось, не успев начаться, когда Слепой, выхватив из висящих у противника на поясе ножен острый, как бритва, вороненый клинок, снизу вверх по самую рукоятку вогнал его под грудную кость.

– Всегда говорил, что от лишнего оружия больше вреда, чем пользы, – сообщил он, глядя в стремительно покрывающееся мертвенной бледностью лицо с изумленно открытым ртом и широко распахнутыми, остановившимися глазами. – Вот на кой черт тебе здесь, на борту, понадобилось это перо?

Охранник тяжело захрипел, из уголка рта на подбородок алой струйкой хлынула кровь. Как всегда в подобных случаях, чувствуя себя мясником, Глеб ловко ободрал с него пробковый спасательный жилет и армейское кепи, завладел автоматом, а потом, выпустив, наконец, ставшую скользкой от крови рукоять ножа, легонько толкнул противника в грудь.

Охранник кувыркнулся через железные перила и, пролетев пять метров по вертикали, с глухим шлепком распластался на мешках с пшеницей. Глаза его так и остались открытыми, металлическая пятка торчащего под грудиной ножа неярко поблескивала в свете дежурных ламп.

– Руслан в степи с мечом в груди, – сверху вниз глядя на дело своих рук, негромко процитировал Сиверов. Ему было грустно, и еще он немножечко жалел, что там, на мешках, лежит не Пагава.

Он нацепил спасательный жилет, заменил промасленный берет с хвостиком армейским кепи, еще хранившим чужое тепло и слегка влажноватым изнутри от пота только что убитого хозяина, и лязгнул затвором, дослав в ствол автомата патрон. Все было готово. Никому не нужный и ни на что более не влияющий таймер лежал на решетчатом железном полу, заговорщицки подмигивая красными двоеточиями. Глеб заметил, что он показывает три минуты с какими-то секундами, и, мысленно пожав плечами, коротким пинком отправил его вниз, составить компанию мертвому часовому.