Андрей Воронин - Слепой. Живая сталь

Около штабеля снарядных ящиков Гриняк что-то негромко, но с большим напором втолковывал сеньору Умберто. Он оживленно жестикулировал, то тыча пальцем через плечо в сторону танка, то вертя им у виска, то стуча себя кулаком по лбу; Липа внимательно слушал, сосредоточенно наклонив голову и прижимая к разбитым губам запятнанный кровью носовой платок. Сумароков в ту сторону больше не смотрел, а вот его недавние противники то и дело поглядывали на беседующих, и в этих взглядах явственно читалось недавно произнесенное Сумароковым ругательство: сука.

Вернее, целых две.

Переводчик в майорских погонах по прозвищу Липа не соврал: группа российских инженеров и техников во главе с Александром Андреевичем Горобцом действительно вылетела из Каракаса в Москву в названный им день. Другое дело, что домой, в Челябинск, она так и не прибыла. В этом слова переводчика расходились с истиной, но вины сеньора Умберто тут не было никакой: он просто не мог этого знать и потому, говоря, что Горобец и его коллеги, наверное, уже дома, просто высказал свое предположение – вполне логичное, но, увы, ошибочное.

Еще по дороге в аэропорт в группе произошел раскол. Большинству, как обычно, было на все наплевать. Некоторое сожаление в народе вызывало только преждевременное окончание заграничной командировки и расторжение контракта, по которому каждый получал очень приличные деньги в твердой валюте. Что до причин этого печального происшествия, то они практически единогласно были признаны вполне естественными и нисколько не удивительными: в России испокон веков творились, творятся и, наверное, еще долго будут твориться дела, по сравнению с которыми это надувательство с договором – просто детский лепет и ничего больше. Подумаешь, прогадили танковый завод! Подумаешь, подарили латиносам за их красивые креольские глаза новейшую секретную разработку! Вы вспомните хотя бы продажу Аляски, а уж потом возмущайтесь. Или, если не в курсе той замшелой истории, вспомните, что общими усилиями сотворили Горбачев и Шеварнадзе. Вспомните великую державу, со всех сторон окруженную буферными государствами, которая нынче превратилась в удобную мишень, буквально со всех сторон огороженную частоколом натовских военных баз, вспомните миллионы квадратных километров подаренного американцам нефтеносного арктического шельфа… да мало ли, что еще! Напрягитесь, вспомните все, что у нас нагло стибрили прямо из-под носа, подсунув взамен «Макдоналдс», «Монополию», корпоративную этику и тряпки от Хьюго Босс, и тогда у вас разом пройдет охота горевать из-за какого-то несчастного, не так подписанного договора.

Да вы, вообще, в курсе, что этот ваш любимый Хьюго Босс в конце двадцатых лично разрабатывал униформу для гитлеровских штурмовиков? Нет? Вот и молчите! А Генри Форд был ярым антисемитом и по этой причине оказывал нацистам всяческую поддержку. При чем тут Форд и нацисты? Да ни при чем! При том, что вот ты, к примеру, ездишь на «форде» и не нарадуешься, хотя сам рассказывал, что твой дед на Курской дуге погиб. «Приору» себе купи, если такой принципиальный да патриотичный, а еще лучше – «калину»… Проснись, старик! С момента изобретения денег миром правят именно они, и, у кого их больше, тот и прав, тому все можно…

И что ты, вообще, предлагаешь? В ФСБ бежать? Ну-ну. А про второго твоего деда, которого энкаведешники на Колыме сгноили, тебе напомнить? По его стопам пойти не терпится? Замордуют ведь, затаскают по допросам, а потом самого же виноватым и сделают. Потому что настоящих виноватых искать – себе дороже. Руки у них коротки, кишка тонка, и деньги они, заметь, любят так же, как и все простые смертные, в том числе и мы с тобой.

Александр Андреевич Горобец остался глух ко всем этим обывательским аргументам. Он участвовал в разработке и доведении «Черного орла» до ума с тех далеких дней, когда чертежи конструкторов начали воплощаться в металл самых первых опытных образцов, и потому, наверное, воспринял эту историю как личное оскорбление. Говорите и делайте, что хотите, объявил он, – но в Москве я прямо из аэропорта отправлюсь на Лубянку и не успокоюсь, пока не выведу этих сволочей на чистую воду.

Инженер-программист Виктор Гордеев не принимал участия в споре, который разгорелся прямо в салоне следующего в аэропорт Каракаса микроавтобуса. Привалившись плечом к оконному стеклу в задней части салона, он по обыкновению водил пальцем по сенсорному экрану своего планшетника. С ним все было ясно: человек не от мира сего, как все программисты, Гордеев бесцельно блуждал по закоулкам мировой информационной паутины. Так считали окружающие, и Гордеев находил это общее заблуждение весьма для себя удобным.

Ни для кого не секрет, что во времена расцвета СССР в состав каждой выезжающей за рубеж группы советских граждан, будь то простые туристы, артисты гастрольной труппы или, как в данном случае, завербованные для работы в дальних заморских краях специалисты, включался информатор КГБ. В наше сравнительно демократичное время от этой практики пришлось отказаться – за всеми не уследишь, но группа Горобца представляла собой особый случай, и кое-кто счел небесполезным иметь в ней своего человека.

Разумеется, программист Гордеев работал не за страх и не за идею, как стукачи советских времен, а за зеленые американские рубли. Работа была непыльная, платили за нее хорошо, и никаких угрызений совести по поводу своего стукачества Виктор Гордеев не испытывал – во-первых, он ничего не крал и никого не убивал, а во-вторых, искренне считал совесть вредным пережитком, одним из проявлений стадного инстинкта, с которым современному цивилизованному человеку надлежит всячески бороться.

Она, совесть, напоминает о себе, когда человек намерен совершить или уже совершил нечто, чего может не одобрить общественное мнение. Но господа мои, товарищи! Деяния, наносящие реальный вред обществу и его отдельным членам, перечислены в уголовном и административном кодексах, и за каждое из них предусмотрено наказание, соответствующее тяжести совершенного проступка. Применительно к таким деяниям совесть бесполезна: зачем она, если есть закон? А если поступок не относится к категории уголовно или хотя бы административно наказуемых, к чему его стыдиться? Зачем от него воздерживаться – чтобы понравиться стаду, которому на тебя наплевать, и которое ты искренне презираешь? Стаду, которое замечает человека, только когда тот идет наперекор его мнению?

Программист Гордеев всю жизнь сторонился стада, стараясь мыслить и жить как можно независимее. Независимость – штучный, дефицитный товар, который не залеживается на прилавках. И, чтобы заработать на эту дорогую игрушку, нужно пользоваться каждой представляющейся возможностью срубить немного деньжат.