Сергей Зверев - Мятежный остров

– Хорошо, – согласился Нукулпрадат, – я буду говорить вам – «белому братству» – и нашим братьям-вьетнамцам.

Таиландец выступил из тени. Луна осветила его изуродованное лицо. Тени сделали его еще более свирепым.

– Ни филиппинцы, ни мой друг, о котором я говорил, ничего не имеют к Карлу Свенссону, – тихо сказал Боксер. – Я говорю честно – он этого не делал.

– Ах ты, сука! – не выдержал Дмитрий и ударил таиландца в грудь.

Тот стойко выдержал удар. Не ответил. Только с шумом выдохнул воздух, восстановил дыхание и продолжил говорить:

– «Хозяину» приказывает издеваться над Карлом один военный американец. «Хозяин» боится американца и заставляет меня кошмарить вашего друга.

– Значит, ты вызвал Хар-Лампа на разговор, чтобы признаться, что ты сам стучишь? – спросил Нгуен Тхао.

– Можете меня сейчас убить, но я не стучу! – в глазах таиландца вспыхнул гнев. – Я стою за справедливость! Если некоей мрази суд разрешил жить, а эта мразь совершила такие дела, что жить больше не смеет, я ее уничтожаю.

– И ты веришь всему, что тебе говорит хозяин? – спросил Ван дер Вендель.

– Стараюсь проверять, – ответил Нукулпрадат.

– А почему в этом случае не проверил? – вмешался Дмитрий – у него чесались кулаки раскроить эту уродскую рожу.

– Про Карла говорил американец. Он угрожал мне, – объяснил таиландец.

– Даже если ты не стучишь, но за то, что ты хотел унизить человека, которого теперь мы уважаем, – рассудительно проговорил вьетнамец, – ты заслужил смерть.

– Да, я понимаю, – сказал Нукулпрадат, – но моя смерть не выгодна никому. Ни вам, ни Карлу. Если вы меня убьете, то хозяин и американец найдут кого-то другого вместо меня. А мою смерть используют для репрессий. Начнут шманать. Перевернут барак. Каждый попадет под раздачу. Авторитетных загонят в яму. А могут выписать беспредельщиков из другой тюрьмы. И устроить резню. У них есть много способов расправиться с заключенными. Поэтому я предлагаю оставить меня среди живущих, чтобы иметь связь с «хозяином», а для Карла у меня есть особое предложение.

Часовой, стоящий на посту перед воротами, которые вели к административному зданию, услышал глухой звук ударов, стоны, приглушенные вопли. Группа людей, судя по лицам и фигурам, азиатов, обступила и избивала ногами белого человека. Невзирая на удары, тот упрямо полз к воротам.

– Помогите! – кричал он. – Помогите, меня убивают. – Его голос срывался.

– Разошлись! Стой! – Часовой выстрелил в воздух.

Люди разбежались, оставив человека лежащим на влажной земле.

Часовой не подошел к нему – он оставался на посту, как и положено по уставу, а вдруг это приманка, – вызвал по рации дежурного. Тот в сопровождении двух солдат подошел к лежащему.

Это был Рождественский. Виталий был весь залит кровью.

– Прошу в одиночную камеру, – сказал он и потерял сознание.

Дежурный позвонил начальнику медицинской службы тюрьмы. Пеллегрино оказался мертвецки пьяным.

– Дышит? – спросил он у дежурного, едва врубаясь в то, что от него хотят.

– Дышит, – ответил тот.

– Открытое кровотечение есть?

– Нет. Точно нет, – сообщил дежурный после того, как в свете фонариков осмотрел Рождественского.

– Тащите в камеру. Пусть полежит до завтра, – сказал заплетающимся языком Пеллегрино, – завтра я им займусь. – И бросил трубку.

Солдаты на руках перенесли Рождественского в тот же карцер, где он уже побывал несколько дней назад.

За сценой осмотра Виталия из-за угла барака наблюдали Дмитрий и Ван дер Вендель. К ним подполз Нукулпрадат. Его рука была перевязана тряпкой, через которую сочилась кровь.

– Думаю, клюнули, – сказал он Харлампиеву.

– Мне отсюда казалось, что вы его на самом деле избиваете. Я еле удержался, чтобы не врубиться за него, – сказал Дмитрий.

– И я тоже. Уже хотел пойти вас оттаскивать, – признался Мартин.

– А с кровью ты хорошо придумал, – проговорил Харлампиев.

– Он сказал, что у него четвертая группа крови, и у меня четвертая, – буркнул Нукулпрадат.

– Получается, что ты свою вину кровью смыл, – сказал Дмитрий.

– Не знаю, Хар-Ламп. Думай, как хочешь, – ответил таиландец. – Я вены резал не для того, чтобы кому-то что-то доказать. Так для дела нужно.

Ворота открылись, солдаты потащили в административное здание Рождественского.

– Пора и нам в домой, – прошептал Ван дер Вендель. – А то сейчас будут искать зачинщиков избиения.

Троица заключенных бесшумно поползла к бараку, стараясь не попасть под лучи прожекторов.

С летного поля аэроклуба ночью в воздух поднялся легкий одномоторный самолет. Он тащил на буксире два планера. Самолетом управляла Анджелина, а планерами, как и день назад, – Джефферсон и его сестра Джессика. С Джефферсоном, согласно предыдущему плану, летел Батяня, а с Джессикой – капитан Прошкин, на одном сиденье, и на месте пассажира – прапорщик Сазонов.

Рекорд дальности полета планера составляет примерно три тысячи километров. Компаньонам нужно было преодолеть над океаном и морем Сулу около шестисот километров. Чтобы предотвратить нежелательные последствия изменчивости направления и силы ветра над водной поверхностью в ночи, когда температура воздуха скачкообразно снижается, две трети пути решили пройти на буксире. А потом, после набора высоты, планеры должны отцепиться и пойти к цели. Лучше всего это сделать по прямой. Однако это зависело от термических потоков воздуха, которые иногда заставляют планеры выписывать зигзаги и спирали.

Слева от самолета на фале в сто двадцать метров, который представлял собой канат, скрученный из прочного нейлона, летел планер Джессики, справа на таком же буксире – планер Джефферсона.

Полет над ночным морем сильно отличался от того дневного, который совершали российские десантники днем раньше. Небо было затянуто серой пеленой, поэтому звезд видно не было. Внизу черной живой массой волновался океан. Не проходило ощущение, что летишь в преисподнюю. Особенно это чувствовали те, кто сидел на местах пассажиров, где не было приборов. Даже кончики крыльев терялись в темном пространстве, ведь ни на самолете, ни на планерах не были включены опознавательные знаки. Ветер то усиливался, то слабел. Это все отражалось на планерах. Крылья раскачивались, фюзеляж дергался, когда буксир натягивался или проседал в яму, кода натяжение фала уменьшалось. Анджелина и пилоты сохраняли радиомолчание. Но однажды миссис Маккалистер не выдержала:

– Внимание, резкий встречный боковой справа! – коротко сказала она.

На планеры обрушился сильный порыв ветра. Планер Джефферсона, который первым попал под него, бросило влево прямо на летевший рядом планер Джессики. Еще мгновение, и крылья двух летательных аппаратов ударились бы, разрушив друг друга.