Виктор Поротников - Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва

– Всякий страждущий и гонимый несчастьями может обрести надежный приют в нашем городе, жители которого всегда славились своим христианским милосердием, – скрипучим голосом произнес епископ Бонифаций, глядя на Мамая холодными рыбьими глазами.

Жидкие волосы на голове епископа были взъерошены порывами ветра, отчего его лошадиное лицо, изрезанное морщинами, утратило полагающееся ему по сану благообразие. Продрогший на ветру епископ поспешил забраться в свой крытый паланкин, едва караван Мамая, цокая копытами по каменной мостовой, стал втягиваться через ворота на главную улицу Кафы.

На этот раз Мамай и его люди остановились на постоялом дворе, расположенном на окраине Кафы близ корабельной гавани. Здесь имелись обширные загоны для скота, удобные для размещения вьючных животных. Несколько портовых складов были переоборудованы фрягами в конюшни, туда Мамаевы воины поставили своих лошадей.

Все помещения постоялого двора были заняты слугами и свитой Мамая. Власти Кафы загодя удалили отсюда всех постояльцев из числа купцов, прибывших сюда на кораблях из-за моря.

Власти Кафы пребывали в затруднительном положении. Городской совет постановил предоставить убежище Мамаю при условии, что тот окажет денежную помощь генуэзцам при выкупе их пленников у московского князя. Укрывшийся в Кафе Мамай незамедлительно выплатил местным старейшинам две тысячи золотых монет. Мамай обещал раскошелиться еще на тысячу монет золотом, когда генуэзцы договорятся с московским князем о сроках выкупа своих плененных соотечественников.

Помимо этого Мамай отсыпал генуэзцам четыре тысячи арабских дирхемов, оплатив содержание своей свиты и корм для вьючных животных за месяц вперед. Также Мамай одарил богатыми подарками всех имовитых людей Кафы, заручившись поддержкой большинства из них.

По прошествии четырех дней, как Мамай вступил в Кафу, домой вернулись все генуэзцы, плененные Тохтамышем в битве на реке Кальчене. Тохтамыш отпустил пленников без всякого выкупа и даже вернул им оружие и знамена. Военачальник Гвидо Галло передал властям Кафы устное послание Тохтамыша, из коего следовало, что новый властелин Золотой Орды ожидает от генуэзцев жеста благодарности за его миролюбие. Тохтамыш настаивал на том, чтобы генуэзцы умертвили Мамая любым удобным для них способом.

Эцио ди Посса поинтересовался у Гвидо Галло, упоминал ли Тохтамыш в беседе с ним о сокровищах Мамая.

– Тохтамыш заявил мне, что ему нужна голова Мамая, – сказал Гвидо Галло. – Мамаевы сокровища его не интересуют.

– Иными словами, Тохтамыш не станет предъявлять нам претензий, если мы приберем к рукам Мамаевы богатства, – проговорил Джакомо ди Лонго, переглянувшись с горбуном ди Поссой.

– При условии, что Мамай найдет в Кафе свою смерть, – многозначительно заметил Гвидо Галло.

– Ты был в стане Тохтамыша, сын мой, – промолвил епископ Бонифаций, сидя на стуле с высокой спинкой и нервно перебирая янтарные четки своими длинными узловатыми пальцами. – Силен ли Тохтамыш ратной силой? Каков он воитель?

Прежде чем ответить епископу, Гвидо Галло отхлебнул виноградного вина из тяжелого чеканного кубка, преподнесенного ему на медном подносе юным слугой градоначальника.

– Я видел войско Тохтамыша и в стане, и в сражении, и на марше, святой отец, – сказал Гвидо Галло, утерев рот тыльной стороной ладони. – Скажу откровенно, Тохтамыш умелый полководец. И войско у него большое. К Тохтамышу перебежали многие Мамаевы эмиры и беки. Тохтамыш без особого труда победил Мамая, надо будет, он разобьет и Ягайлу.

– Значит, нам надлежит заручиться дружбой Тохтамыша. – Джакомо ди Лонго посмотрел на градоначальника, отошедшего к окну. – Тем более, что Тохтамыш сам предлагает нам свою дружбу. Молодой лев одолел старого льва!

– Старый лев еще не добит, – мрачно обронил Эцио ди Посса, глядя в окно на черепичные крыши домов, облитые лунным светом. – У Мамая двести воинов, голыми руками его не возьмешь! К тому же убийство просящего о защите противоречит христианской морали. Не так ли, святой отец?

Эцио ди Посса глянул через плечо на епископа.

Сидящие у стола Джакомо ди Лонго и Гвидо Галло тоже повернули головы в сторону Бонифация.

– Мамай по уши в грехах, – произнес Бонифаций тоном судьи, выносившего приговор. Он оглядел своих собеседников и после краткой паузы жестко добавил: – Убийство Мамая есть очищение нашего города от скверны и языческой ереси. Вправе ли мы сейчас рассуждать о христианских добродетелях, коль Тохтамыш стоит в Солхате всего в двух переходах от Кафы. Война с Тохтамышем губительна для Кафы. Значит, мы должны откупиться от Тохтамыша головой Мамая.

Этот разговор происходил в доме Эцио ди Поссы. Собеседники, все четверо, уселись вокруг овального стола, поглядывая друг на друга с видом заговорщиков. Теперь перед ними встал главный вопрос, каким образом умертвить Мамая?

Епископ Бонифаций настаивал на «милосердном» умерщвлении, то есть он предлагал пустить в дело яд. Джакомо ди Лонго считал, что Мамая проще зарезать во время его очередной прогулки по городу. Гвидо Галло предложил застрелить Мамая из арбалета, пригласив его в ратушу или в канцелярию градоначальника.

Соглашаясь с епископом, Эцио ди Посса остудил кровожадный пыл капитана народа и Гвидо Галло.

– Не следует забывать, друзья мои, что людская молва будет к нам безжалостна, если мы прольем хотя бы каплю Мамаевой крови, – сказал градоначальник, неторопливым жестом снимая нагар с толстых восковых свечей. – Дабы не прослыть Иудами, мы должны устроить так, чтобы Мамай скончался естественным образом.

– От болезни, что ли? – хмыкнул Джакомо ди Лонго.

– Вот именно! – прошипел Эцио ди Посса, постучав по столу своим крючковатым указательным пальцем. – Мамай сильно недомогает, ведь он был трижды ранен в последней битве с Тохтамышем. Если Мамаю незаметно подсыпать яду в пищу, то его смерть будет выглядеть вполне естественной.

– Значит, надо подкупить Мамаева лекаря, – сказал Гвидо Галло.

– Ни в коем случае! – решительно возразил Эцио ди Посса. – Мамая окружают преданные слуги, все они готовы умереть за него. Вернее будет склонить на измену кого-нибудь из Мамаевых нукеров. Среди них наверняка имеются те, кто желает перебежать к Тохтамышу. Вот, только как нам выявить этих людей незаметно для Мамая?

Горбатый градоначальник в задумчивости почесал свой узкий гладко выбритый подбородок.

– А может, подговорить Джизеллу, чтобы она отравила Мамая? – заметил Гвидо Галло. – Мамай, похоже, к ней неравнодушен, она же ненавидит его всей душой.

– Разве Джизелла в Кафе? – встрепенулся Эцио ди Посса.