Сергей Соболев - Сирийский патруль

«Гелендваген» наконец вырвался на свободную полосу. Антонов, выслушав ответившего на вызов товарища, продолжил разговор:

— Да вот прямо сегодня, как только соберешь группу… Наедьте так, чтобы у басмача земля горела под ногами… Знаю, что выходной…. Желательно отработать по ним уже сегодня, иначе могут попытаться выехать… Да, устрой им жесткач: пусть при каждом из них обнаружат дурь!.. Герыча не жалейте!.. Но самого Солтанбека пока не трогай!.. С меня причитается, вестимо… Все, жду новостей.

Прежде, чем они въехали в подземный гараж одного из корпусов комплекса «Алые паруса», Антонов успел сделать еще два служебных звонка. Припарковались на штатном месте. Вслед за ними в гараж вкатил служебный «Мерседес»: один из сотрудников фонда перегнал его из Внуково-3.

Антонов проводил Анну до лифта.

— Ужасный выдался денек, — сказала Анна. — Виктор, а ты разве не поедешь на лифте к себе?

— День как день, — спокойно отреагировал Антонов. — Мне нужно еще кое с кем встретиться… Тебе больше не скучно, дорогая?

Звякнув, открылась кабина прибывшего откуда-то сверху лифта.

— Нет, — Анна вымученно улыбнулась. — Вчерашний день мне не показался скучным.

— Поднимайся к себе, отдыхай, — Антонов помахал ей через проем лифта рукой. — И не переживай за нашего товарища : тот, кто попробует его обидеть, долго не проживет.

Как долго Иван барахтался в водах багровой реки, увлекшей его за собой, несшей его куда-то в неизвестном ему направлении, он и сам толком не знал.

Может, несколько часов…

Может, сутки или двое.

Очнулся он в какой-то клетке. Показалось даже, что в зверинце — пахло дерьмом, мочой и еще какими-то животными запахами.

Голова трещала так, словно он с крутейшего бодуна. Причем болела не только голова, но и предплечье, и ребра с правой стороны…

Иван пошарил рукой вокруг себя. Похоже на то, что он лежит на дощатом полу; доски на ощупь твердые, но влажные.

Коротко простонав, уселся; обхватил голову руками.

Где он? Что с ним? Как он сюда попал?

В мозгу всплыли отрывочные воспоминания.

Они ехали в джипе в сторону КПП…

Их «Лендкрузер» остановили какие-то мужики в масках…

Оскар погиб… да, точно — водителя застрелил снайпер.

Двух пассажиров, его и Джейн, вытащили из внедорожника, быстро переодели в другой прикид и усадили в какой-то фургон…

Дальнейшее он помнит смутно: похоже, обкололи чем-то.

Но кое-что все же помнит… Если только эти обрывочные воспоминания не глюки, возникшие под воздействием какого-то наркотика, которым его попотчевали.

В какой-то момент он очнулся… Помнится, некоторое время сидел с закрытыми глазами, не в силах поднять свинцовые веки. Пытался сообразить, — как вот сейчас — где он и что с ним происходит. В ушах, словно заложенных ватой, что-то зудело, ныло, дребезжало. Хотя и не сразу, но все же догадался, что это гул самолетных двигателей…

Первым, что он увидел, когда удалось расплющить глаза, была какая-то женщина, сидящая в кресле напротив него.

На ней цветастое восточное платье; голова опущена, темные длинные волосы копной ниспадают на плечи, закрывая лицо.

Через грудь — наискосок — широкий ремень безопасности.

Женщина эта уснула так крепко, сон ее так глубок, что если бы не этот поддерживающий ремень, она бы, пожалуй, не смогла усидеть в своем кресле.

Он не сразу тогда сообразил, кто она, эта женщина, почему находится рядом с ним, почему привязана к креслу. Но в какой-то момент все же догадался: это — Джейн. И она не спит, как можно было подумать, — то есть не спит обычным человеческим сном, а находится без сознания, пребывая под воздействием того же препарата, которым попотчевали и Козака.

Интерьер салона самолета и прочие детали, включая наличие других пассажиров… этого, как он ни силился вспомнить еще хоть что-то, в памяти не отложилось.

Последнее, что запомнилось, — хотя и это мог быть лишь «глюк», — была какая-то тень или чей-то силуэт. Потом что-то острое кольнуло его в предплечье, после чего он вновь погрузился в густые, липкие воды влекущей его в неизвестные дали багровой реки.

Иван, шатаясь как пьяный в стельку мужик, кое-как поднялся на ноги. Должно быть, он потревожил кого-то из местных обитателей, потому что уже в следующее мгновение началось форменное светопреставление!..

Когда Козак попытался схватиться — или опереться — за металлические прутья, в эту же перегородку с другой стороны врезалась какая-то тварь! Громко клацнули клыки; он едва успел отдернуть руку!..

Громадный косматый пес породы «кавказская сторожевая», встав на задние лапы, скребя когтистыми передними по изрядно заржавевшим, но все еще прочным сварным прутьям вольера, зашелся яростным лаем!..

Сапиенса, посаженного в один из отсеков собачьего питомника, повело вправо. Но и с той стороны, разграфленной на квадраты сварной арматурой, на него скалилась чья-то клыкастая пасть!..

На звуки этой возни, вызванной тем, что лежавший до этого на полу одного из вольеров «хомо сапиенс» очнулся и встал на ноги, мгновенно среагировали другие обитатели этого адового местечка — отовсюду теперь доносился собачий лай!

Иван вытер рукавом слезящиеся глаза. Кое-как все же проморгался… Его трясла нервная дрожь; временами он слышал, как мелко, часто постукивают его собственные зубы — то ли от страха, то от холода.

Кстати, было не так чтоб уж очень холодно — градусов двенадцать. Но довольно сыро, да еще по пространству клетки гулял сквозняк…

Неудивительно, что он так окоченел. Во-первых, какое-то время, пока был в отрубе, он, по-видимому, лежал бревном на полу клетки, ничем не прикрытый. А во-вторых, одет уж очень легко для такой сырой прохладной погоды: на нем та самая одежка, в которую его заставили облачиться нападавшие — шаровары и длинная полотняная рубаха.

Козаку наконец удалось стабилизировать собственное положение: теперь он стоял, широко расставив ноги, чтобы не упасть, в центре «своей» клетки.

Некоторое время очнувшийся только что «хомо сапиенс» озирался по сторонам, пытаясь сообразить, где он находится и что все это может означать.

Клетка, в которую его определили, при ближайшем рассмотрении оказалась собачьим вольером. Длина примерно три с половиной метра; состоит как бы из двух секций — «выгул» и «зимник». Ширина около двух метров; высота в правой от него части два с небольшим метра — это «выгул», а в выложенном по пояс кирпичом «зимнике» — в человеческий рост.

По правую руку точно такой же вольер. И слева от него, и позади. Всего здесь имеется два ряда таких однотипных вольеров, по шесть собачьих квартир в каждом. Кроме уже знакомого Козаку «кавказца» его соседями оказались два ротвейлера. Оба беспокойно бегали по своим клеткам, цокая когтями по дощатому покрытию. «Кавказец», попытавшийся было сокрушить перегородку, налегавший на нее всем немалым весом, наконец успокоился, переместился в другую часть своей клетки и принялся нервно лакать воду из поилки…