Михаил Зайцев - Укус Змея

Шурик возник, когда рисковый и удачливый, между прочим, визит вельможного пана приближался к счастливому завершению. Случилось это во время очередного застолья в очередном ауле. Правоверный князек, бородачи из почетного караула и местные модники в папахах да от кутюр, нарушая заветы пророка, вовсю жрали коньяк. Аскольд Афанасьевич давился дареной — от всей широкой кавказской души! — сигарой, рыночная цена коей превышала стоимость подержанных «Жигулей». Гулливер налегал на баранину. Леший спал сидя, прикинувшись пьяным. Змей с удовольствием кушал свежие овощи. И вдруг, откуда ни возьмись, в сакле нарисовался безусый русский парнишка, грязный, как черт, босой, в ветхих гимнастерке и галифе, со сбитыми в кровь костяшками кулаков. То был Шурик.

Он после рассказывал, что, едва узнав о банкете в честь московского гостя, сразу же не задумываясь решился рискнуть своей молодой загубленной жизнью. Взбунтовался Шурик, кавказский пленник. Глубже надо было зиндан для него рыть и не открывать решетку во время вечернего кормления. Но разве ж рабовладельцы могли представить, что сломленный раб умеет бунтовать очень и очень толково. Города, и те смелость, как известно, берет, а помноженная на отчаяние, она вообще творит чудеса. Даже Змей поверил в чудо, а как не поверить? Сам был свидетелем того, как удивленно округлились глазищи пьяных бородачей. Князек, так тот вообще стал похожим на филина. А Шурик бухнулся на колени и, поедая слезящимися глазищами пана Аскольда, утирая сопли разбитыми кулаками, произнес с мольбой детским голосом: «Дяденька из Москвы, выкупите меня, пожалуйста. Я драться умею, я вам пригожусь».

Умнейший Аскольд Афанасьевич, человек, отнюдь не лишенный дара к сопереживанию, пожалел симпатичного смельчака, пан заговорил раньше, чем успел оскалиться князюшка-филин. «А что? Устроим потеху? — предложил пан Аскольд единственно приемлемым в данной ситуации насмешливо-циничным тоном. — Хозяин мой дорогой и многоуважаемый, давайте так — одолеет этот сопливый хвастун в рукопашной схватке вашего джигита, подарите курносого мне. Не одолеет, останется вам нахал. Ставлю на джигита, на любого из ваших, сто... нет! Тысячу баксов!..»

Сделав все, что возможно, Аскольд Афанасьевич приобрел то, что можно было купить, — шанс для паренька. И хозяин гор сделал ответное одолжение, поступился принципами ради дорогого гостя, дал соизволение на потеху, поставив на своего джигита аж десять тысяч зеленых. Дабы возник спортивный азарт и было кому отвечать деньгами за проигрыш белобрысого, Змей поставил на пацана пятьсот баксов, а проснувшийся Леший — штуку.

Скоротечная битва Давида, родом из средней России, и Голиафа, уроженца Ичкерии, закончилась однозначной победой первого. Гибкая, как праща, рука пацана послала кулак точнехонько в замаскированный черной бородой подбородок. Боксерский нырок, один блестящий апперкот — и кранты джигиту, нокаут, полный аут...

По документам, которых у него, разумеется, не было, нокаутера звали Александром, но сам себя он именовал не иначе, как Шуриком, и не откликался даже на обращение Саша. Когда его чумазость раба смыли, он оказался вполне симпатичным. Когда с ним вдумчиво побеседовали, выяснилось, что он наивен до невозможности и до жути бесхитростен.

Настолько наивным и таким бесхитростным оказался Шурик, что первое время дулся на пана Аскольда, обиделся, что пан сделал денежную ставку на, образно говоря, Голиафа. До тех пор дулся, пока Игорь не улучил момент, чтоб доходчиво растолковать курносому, мол, Аскольд Афанасьевич вовсе не желал ему проигрыша и не хотел, чтобы бунтарю отрезали голову, а совсем даже наоборот.

Назвался Шурик детдомовским. По возвращении в Москву слова его были проверены, и они подтвердились. Как подтвердилось и похищение из дислоцированной в Назрани части лопушка-новобранца, двоечника и второгодника, загремевшего в армию сразу по окончании средней школы при детском доме. Ясен пень, отцы-командиры предупреждали салабонов, что чечены людей воруют, но Шурик, видите ли, очень мороженое обожает и, получив денежное довольствие, он, понимаете ли, убег в самоход на поиски пломбира. Не то чтобы он отцам-командирам не верил, не совсем ведь дурак, он ошибочно и наивно слишком уж надеялся на свои кулаки, а получил сзади по голове и даже не заметил, от кого. Не помогли зеленому тогда кулаки, не уберегли от рабства в кулацком хозяйстве рачительных ичкерийцев. Зато они же и спасли пацана в итоге. Крепко сжатые в моменты ударов по челюстям во время прорыва на банкет кулаки. Итоговый, образно говоря, Голиаф, со слов молодца, был пятым чехом, отправленным им в нокаут тем счастливым вечером.

Свое боксерское умение Шурик объяснил тайной дружбой с детдомовским сторожем, дедом Колей. Сей дед Коля якобы еще накануне Финской кампании, в числе прочих избранных красноармейцев, обучался «боевому боксу» у самого Градополова и тайком обучил этому забытому ремеслу боя пацана Шурика.

Историю про деда Колю и боевой бокс тоже проверили. Хоть и вызывал Шурик симпатию и очевидным казалось, что этот курносый вообще не умеет врать, но от раз и навсегда заведенного правила всех проверять-перепроверять Аскольд Афанасьевич и не думал отказываться, ни-ни! Все проверил тихо, без шума и пыли, и выяснил — да, был в означенном ростовском детдоме долгожитель сторож, да, служил во времена оны дедок в Красной армии, и за Финскую награжден, но, увы, помер дед за два месяца до проверки от цирроза печени.

Подтвердилось и то, что в вышеупомянутые времена оны существовала такая, нынче забытая система рукопашного боя под названием «боевой бокс». И разработал ее по заданию партии не кто иной, как К.В. Градополов.

В молодом российском Интернете легко нашлась репродукция с написанной маслом в 1927 году картины народного художника СССР, академика Дейнеки «Боксер Градополов», а также ссылки на художественные киноленты, в коих Константин Градополов играл добрых молодцев, в частности — «Кружева» режиссера Юткевича, «Посторонняя женщина» в постановке Пырьева и еще с пяток. Отыскалось и факсимиле учебного пособия по боксу с боевой составляющей, написанного, правда, чемпионом Союза, тренером и актером Градополовым сразу после победы Красной армии над белофиннами. Однако между выходом пособия и началом тренировок по данной системе вполне могло пройти несколько лет.

Восстанавливать документы Шурика, тем паче возвращать салабона в Назрань ни у кого, конечно, и в мыслях не было. Приблудившийся паренек, оставшись жить — не тужить да ума набираться при людях доброго пана, быстро стал общим любимчиком. Рубаха-парень, он очень гордился эксклюзивными навыками «реального бокса», поскольку больше ему гордиться было и нечем. Он так гордился навыками боксера-бойца, что, в итоге, Игорю стало искренне жаль парня. И вот недавно Леший повесил на плечо махровое полотенце, пошел пропотеть в сауну, да и заглянул по дороге в компактный зальчик, где сынок Шурик околачивал боксерскую грушу. И задержался на пять минут, дабы разочаровать пацана в чисто воспитательных целях.