Сергей Зверев - Битва с богами

Но он уже извлек из-за пазухи руку. Его — красные немигающие глаза, из которых ручьями текут слезы, смотрят куда-то в мою сторону. Он меня не видит — зрачки еще не адаптировались после вспышки. Но ему и не надо ничего видеть. Он не будет драться, стрелять. Ему больше не нужно зрение. Ему нужно только сорвать чеку с гранаты и кинуть себе под ноги.

Хотя и чеку срывать не надо. Гранату он прикрепил по афганскому варианту — когда кольцо привязано к петле. Тогда, извлекая смертоносную игрушку, ты одновременно срываешь кольцо — очень удобно, когда вторая рука занята. Или когда нужно сделать все очень быстро. Как сейчас — чтобы взорваться и погибнуть.

«Правдолюб» роняет гранату на пол. И поднимает лицо к потолку, расплываясь в счастливой улыбке.

«Лимонка», она же легендарная «Ф-1» — ну тут нам всем конец. Радиус разлета осколков до двухсот метров. Граната оборонительная — забрасывать ряды наступающих из окопа и прятаться, чтобы потом посмотреть, как она подстрижет врага осколками. Сильная штука.

В мозгах у меня включился компьютер. Если не наколдовали со взрывателем, то время срабатывания заряда четыре секунды.

Я уже около негодяя. С ходу бью его в лоб, отправляя на пол, а потом мастерским ударом пинаю «лимонку».

Она летит в сторону.

Ухает взрыв. Не так громко, как «Заря», но тоже внушительно бьет по барабанным перепонкам.

Разлетаются осколки, обломки, комья грязи.

Я распрямляюсь со сладостным ощущением, что еще жив.

«Правдолюб» пытается приподняться. Его голова шумит от удара, но рука уже тянется за — пазуху.

Еще одна граната?

Чпок — мой ботинок врезается ему в лоб, выбивая сознание.

Я наваливаюсь, закручиваю руки за спину, отрываю часть рукава, сую в зубы — не дай бог язык откусит или ампулу разгрызет — всяко бывает.

Члены клуба самоубийц ошарашены и деморализованы. И до смерти перепуганы.

Парадокс. Только что они были готовы покончить жизнь самоубийством. Вошли в состояние транса. Но «Заря» как будто вывела их из той потусторонней реальности, в которую они погрузились. И на них разом нахлынули испуг, ужас, растерянность и боль.

Разделавшись с главарем, мы начали работать по жертвам.

— Лежать, суки! Перестреляю! — Робин выдал очередь вверх.

Мы стали укладывать их на бетонный пол — грубо, пинками, зуботычинами. Повязали подручными средствами — веревками, ремнями, крепко, по-спецназовски. Мы редко таскаем с собой наручники — они тяжелые и занимают много места. Их вполне может заменить веревка или капроновая леска.

— Ну ты Пеле прямо, — покачал головой Робин. — Я уже с жизнью распрощался, когда этот урод «эфку» кинул. Нас бы всех смело. И тут такой гол!

— Уметь надо, — потупился я скромно.

— Хрена тебе эта служба? Давай мы тебя в клуб «Реал» продадим.

— Хватит юморить, — отмахнулся я.

Действительно, я смог совершить маленькое чудо — ударил ногой «лимонку» так, что она влетела в ремонтную яму, там и сработала. Только все осколки ушли вверх.

Я взял телефон спецсвязи и доложил Куратору о наших успехах.

— Ждите, охраняйте периметр до прибытия полиции, — последовали инструкции.

— Есть.

Через несколько минут тишина взорвалась воем сирен.

Первой появилась «Скорая помощь». Затем фургон дежурной части Восточного округа. А потом кого только не понаехало. И черный мини-автобус без каких-либо надписей, похожий на катафалк, — это управление по борьбе с терроризмом ФСБ России. И представительский «бумер» заместителя Главка по противодействию экстремизму МВД России. И белый «Мерседес» замначальника ГУ МВД России по Москве. Незаметный «Форд» из нашего управления «Н» потерялся на этом фоне. Зато в него тихо, не привлекая внимания, погрузили единственного в этой компании «правдолюба».

Повезли мы пленного не в дурдом и не в следственный изолятор, а на первую площадку в Медведково. Там его уже с нетерпением ждали специалисты по допросам и военной фармакологии.

Там наши медики привели его в себя, смазали йодом раны, вывели из ступора. Накачали наркотиками. И мы начали его потрошить.

И вскоре знали, что держали «правдолюба» в каком-то монастыре, где обрабатывали уже по знакомой нам программе — воскурения, чай, проповеди. Народу там было человек сто. Недавно состоялся «выпуск», послушников отправили в мир — кого с бомбами, кого на подрывную идеологическую работу среди населения.

Описал пленный подробно своих командиров и соратников. А потом у него началась истерика. Он требовал яда или легкой смерти, поскольку должен уйти из этого мира. В него вкачали успокоительное, и он выключился.

На следующий день мы опять взялись за пленного со всем энтузиазмом.

— Кого из верхушки Братства ты знаешь? — спросил дознаватель. Именно на этом месте был прерван вчерашний разговор.

— Гавриила — Седьмого Апостола.

— И что он из себя представляет?

— Он прекрасен. Величественен. Высок, как античный бог. От него исходит сила. А от амулета силы струится энергия.

— Какой амулет? — подался я вперед.

— Массивный, на груди, с изображением треугольника.

— Какого треугольника? — спросил я.

— Неравнобедренного, внутри волнистые — линии.

Я удовлетворенно кивнул.

Седьмой Апостол получил амулет воды и вцепился в него мертвой хваткой. Ведь вода — это его стихия. И он верит, что амулет алхимика Гербера принесет ему счастье, удачу и власть.

А я верю в кое-что другое. А еще жду и — надеюсь, что все произойдет, как мы запланировали.

— Кто вы?! Простые черви! Были ими до сих пор. Теперь вы получили возможность изменить мир.

Гавриил, Седьмой Апостол божьего Гнева, двухметровый громила устрашающего вида, с короткой стрижкой, выступающей челюстью и громовым голосом, вещал перед паствой вдохновенно и энергично. Конечно, харизмой он уступал Ангелу Заката — того переплюнуть сложно, но аудиторией владел мастерски. Особенно аудиторией, зомбированной до крайности. В словах он не стеснялся — у него был емкий агрессивный ораторский стиль римских военачальников, подвигавших легионы на битву с варварами.

— Мы опрокинем этот гнилой бак с дерьмом, в который превратилось человечество! — кричал он, стоя в центре большого круга, окруженный плотным кольцом паствы монастыря Последнего часа. — Мы откроем дорогу свету. Мы…

На него накатывала волна экстаза. Его душа рвалась вместе со словами наружу. Он верил в эти слова. Он жил сейчас этими словами. Он готов был умереть за них. По его телу прокатилась нервная дрожь. Пальцы пронзила острая боль — в порыве чувств Седьмой Апостол сжал медальон стихии, и по нему заструилась кровь. И будто новые силы вливались в него.

— Мы, мы, только мы. Нам даровано все, — вещал он. — И они. Никчемные потерянные души, которым надлежит сгореть в геенне огненной. Они должны благодарить нас за то, что мы дарим им смерть. Ибо только в смерти есть для них тень надежды. Так ли это?