Сергей Зверев - Холостая война

Большинство терминалов аэропортов похожи друг на друга. Особенно если ты видишь только фрагмент интерьера на фотографии или на экране компьютера. Но все же Евгений узнал международный аэропорт Шереметьево.

— Дела хорошо идут, если на отдых отправляешься.

Краб обернулся, глянул на самолеты у себя за спиной и усмехнулся:

— Можно и так сказать. Так что не дергайся никуда. Косяк сам собой не исправится, но разрулим. Где бы я ни был, всегда на связь выйти можно. Отдыхай.

Связь прервалась. Евгений закрыл крышку ноутбука, но компьютер не выключил. Он взял его под мышку и направился в холл. Мириам звенела на кухне посудой, но ее чуткий слух уловил, что так называемый муж спустился вниз.

— Ты уже освободился? — крикнула она.

Все-таки эта женщина очень чутко относилась к настроениям Пономарева. Не сказала же, не добавила «дорогой» или «милый». Такие слова даже в реальной семье звучат редко и фальшиво. Главные чувства выражаются взглядами, жестами, поведением.

— Не совсем. Я еще в душ с дороги. Устал чертовски. — Пономарев начинал верить, убеждал себя в том, что в самом деле вернулся в тихий оазис, где его ждет не хмельное удовольствие, не разгул, а тишина и внимание.

Он стоял под упругими струями прохладного душа, мыльная вода стекала по его телу, исчезала в зарешеченном отверстии под ногами. Из головы Евгения никак не хотела уходить встреча с Али. Интуиция подсказывала наркоторговцу, что дело идет далеко не так, как ему хотелось бы. Да, братва пока не наезжала на него, памятуя о прежних заслугах. Краб говорил уважительно, но в его голосе сквозило сочувствие, проявляемое только к слабакам и неудачникам. Криминальный бизнес жесток. Ошибись, отступись — на первый раз могут и простить. Но это в том случае, если ситуацию удастся выровнять, непонятку или косяк разрулить.

Вытершись, Евгений включил вентилятор и подставил тело потоку воздуха. Он всегда так делал — не любил надевать белье на влажное тело. Пахнущий дорогим шампунем и хорошей туалетной водой, закутавшись в халат, он вышел в холл.

Еда уже была на столе. Мириам сервировала на двоих. Среди угощения высилась бутылка мартини, но все равно это был семейный обед с бульоном, с отбивными и картофельным пюре. Неожиданно Евгений почувствовал, что его отпускает, даже захотел есть. Он устало опустился на диван, взял в руки ложку и принялся жевать. Мириам сидела напротив него и тоже ела. Приборами она пользовалась виртуозно. Сразу чувствовалось, что женщина не раздумывала, в какую руку взять вилку, а в какую — нож. Это получалось на автомате. Подобное качество в ней Евгений уважал. Таким же был и он сам.

Когда поели, Мириам убрала посуду, протерла стол, и в широкие бокалы со льдом полилось мартини. Выпивать Евгений любил, но в меру. Он никогда не доводил себя до отупения. Даже если пил для того, чтобы снять стресс. Тут Мириам проявила такт. Она даже не спросила, «за что пьем». Почувствовала тревогу в настроении Евгения, просто легонько чокнулась с ним и стала пить мелкими глотками. Затем Мириам захрустела льдом, хотя в ресторане или кафе это было бы дурным тоном.

Пономарев улыбнулся и проговорил:

— Люблю, когда ты такая. Мне с тобой спокойно. Ты умеешь создать настоящий уют.

Женщина лишь легко улыбнулась в ответ. В этой улыбке не было и намека на эротический соблазн, просто понимание, мол, я знаю, ты устал, и поэтому стараюсь быть ненавязчивой.

Мириам поднялась, обошла диван. Евгений уже знал, что сейчас произойдет, а потому расслабленно откинулся на спинку.

— Расслабься. Сбрось напряжение, — шепнула женщина.

Ее шепот показался мужчине щекотным. Он закрыл глаза.

Длинные, тонкие, но уверенные пальцы коснулись его плеч, стали нежно сжиматься, отпускать. Евгений почувствовал, как застоявшаяся кровь растекалась по мышцам. Он нагнул голову, и пальцы тут же коснулись шеи, стали разминать мышцы, позвонки.

Пономарев давно понял, что Мириам неподражаема. Она досконально знала мужское тело. Нет, не только вообще, а каждого мужчины, с которым ей приходилось когда-либо быть вместе. Как-то он даже поспорил с ней, и Мириам отыскала на теле Евгения точку, массируя которую смогла довести его до оргазма. Но на такое она решилась лишь однажды. Попроси он, и чудо повторится. Но сейчас Евгений просто кайфовал, откисал, как любил выражаться. Все плохие мысли уходили прочь. Ему начинало казаться, что ничего, кроме этого старого сталинского особняка с лепниной на потолках и двух его обитателей, не существует.

Мириам специально не заводила его. Все происходило так, как обычно бывает в жизни. Без слов, без просьб. Понимание достигалось прикосновениями, взглядами. Вот сплелись пальцы, затем женские губы нежно коснулись шеи Евгения. Мириам соскользнула через спинку дивана и оказалась рядом с мужчиной. Им было хорошо вместе. Ни спешки, ни лишних суетливых движений, полное взаимопонимание. Пономарев не мог быть уверенным в том, что женщина получила удовольствие, а не умело сымитировала его, но ему стало хорошо. Он некоторое время лежал рядом со своей платной женой, неподвижно глядя в потолок. Ему очень нравился этот шероховатый потолок с неровной побелкой, с тонкой сеточкой трещин, которая напоминала топографическую карту с извилинами рек, озер.

Мириам четко прочувствовала тот момент, пока мужчине было еще приятно смотреть на ее обнаженное тело. Она села, запахнула халат.

«Как хорошо, что не прозвучало лишних слов. Слова всегда врут, как и мысли, — подумал Пономарев. — Правда лишь в чувствах».

— Я что-нибудь включу, хорошо? — спросила женщина, подымаясь с дивана.

Евгений кивнул. Он еще сам не знал, что ему хочется смотреть или слушать, но понимал: Мириам не ошибется. Не успеет он подумать, а она уже исполнит его желание. Эта женщина стоила тех денег, которые он ей платил.

Мириам присела на корточки перед домашним кинотеатром, пошуршала в выдвижном ящике и вставила диск. Призрачным светом загорелась огромная плазменная панель на стене. Из высоких колонок полилась оркестровая музыка. Увертюра к опере Верди «Набука». Мириам угадала — именно этой музыки и хотелось Евгению. Его покойные родители обожали Верди.

Он сел и принялся смотреть на экран. Звуки мягко наполняли большое помещение. Попсы Пономарев не любил, хотя приятели-уголовники и посмеивались над ним за это. Мириам села рядом, обняла его за плечи, склонила голову. Возможно, ей были противны и Верди, и этот дом, и мужчина, находящийся рядом с ней. Но виду она не подавала. Это была ее работа, способ существования. Точно так же Евгений ненавидел наркотики, насилие, кровь и смерть. Тем не менее он занимался этим, варился в подобном соку, оправдывая себя классически — деньги не пахнут.