Олег Блоцкий - Предатель стреляет в спину (сборник)

Ведь, в сущности, все мужики верили в счастливую и светлую любовь, и казалось им – только в ней они могут обрести счастье, покой и забвение пережитого. Виктору тоже так казалось. Еще ему хотелось быть нужным. Ведь он привык к этому. Особенно там. Но теперь Егоров хотел быть необходимым уже не армии, а только любимому человеку. Там Виктор видел и чувствовал, что он нужен Витальке, Файзи, Сереге, Ромке, Эдику, своим солдатам. И он без них обойтись не мог.

Но Егоров знал, что рано или поздно их пути разойдутся, а ему так хотелось быть нужным только для любимого человека. Не вышло. Ирине он тоже оказался ни к чему.

«Все оттого, – думал Егоров, – что, встречаясь с человеком, мы начинаем представлять жизнь с ним, не понимая, что тот эту жизнь видит для себя по-другому. От этого все беды».

Егоров шел по улицам и думал о своем одиночестве и никчемности. И понял он сейчас, как счастлив, оказывается, был в Афгане, где ждали его с боевых ребята и постоянно тревожились за него, когда он туда отправлялся.

Пьянки в полку всегда заканчивались одним и тем же – разговорами о любви. Окончательно окосевшие от водки офицеры и прапорщики в очередной раз рассказывали друг другу о своей любви: первой, неудавшейся, яркой, горькой, счастливой. Разговоры эти были исповедальными. Становилось ясно, что без любви им, мужикам, ни-ку-да.

И загадочные женские тени вереницей кружили по комнатам, где орали японские магнитофоны, звенели армейские кружки, и трясущиеся кондиционеры не в состоянии были вытянуть сизый дым.

Виктор сидел на пустынной набережной и по привычке, от которой все никак не мог избавиться, держал зажженную сигарету в кулаке.

Ему по-прежнему казалось, что еще немного – и он увидит девушку.

«Она обязательно придет, – утешал себя Егоров. – Обязательно. Следует лишь подождать. Конечно, ждать и догонять – самое поганое дело. Особенно если не знаешь, где и во сколько. И в засаде лежать не сахар. Тем более в горах, ночью, среди леденящих камней, где пальцы даже огоньком сигареты не согреть, потому что курить – себе на погибель. А с каждой секундой, по закону подлости, все больше хочется.

Но в этом, наверное, особый смысл жизни: если кого-то ждешь, то в чем-то обязательно должен обделить себя или перетерпеть лишения», – думал Виктор.

– Закурить не найдется?

Четверо подростков стали полукругом, еще один проворно забежал за спину. Ребята действовали четко, и офицер понял, что так поступали они не раз.

Егоров протянул сигареты. Пачка исчезла в чьем-то кармане.

– Ну, – спросил кто-то, – а зажигалку забыл, чучело?

Страха у Виктора не было. Рождалась досада, что кто-то вторгается в его мысли, мешая думать о девушке. Если бы она была рядом, Егоров совсем по-другому повел бы себя с этими подвыпившими храбрецами. А так?

Зажигалка перекочевала в чужие руки.

– Деньги! – повелительно произнес третий голос.

Виктор вяло потянулся к карману, но кто-то из пацанов вдруг сказал:

– Нет, сначала кроссовочки. Слышь, дятел, кроссовки сначала. Я зырю, клевые они у тебя, адидасовские.

– Что-о-о? – напрягаясь, спросил офицер.

– Кроссовочки, мудило, не понял, по-быстрому, козел, – взвизгнул малолетка, а в спину Егорова ткнули кулаком.

– Кроссовочки, значит. – Виктор задохнулся от ярости, склоняясь к шнуркам. – Секунду, ребята. Сейчас, дорогие!

– То-то, фраер. За сколько купил, барыга?

Ирина сидела в ресторане с темно-синими скатертями и уютными настольными лампами.

Судьба словно насмехалась над ней, потому что он тоже почему-то из всех выбрал именно это заведение.

Девушка ничего не пила и не ела. Она едва вслушивалась в непрерывную речь, нервно мяла матерчатую крахмальную салфетку и все думала, где сейчас Виктор.

Еще она рассчитывала, что вот-вот, чуть погодя, через минутку она обязательно ему все расскажет, а затем выскочит из-за стола и бросится на поиски Егорова.

«Он должен быть в кафе, – гадала девушка, – он обязательно там. Боже, лишь бы он не напился!»

Старик-фотограф, снявший нелепую панамку и облачившийся в строгий, со стальным отливом костюм, оказался на вид совсем еще не пожилым человеком. Он ловко кружил свою партнершу в танце. И хотя женщина была лет на двадцать моложе, в движениях фотограф ей ни в чем не уступал.

Скоро они вновь вернулись к столику, пили шампанское, и глаза ловеласа становились все плотояднее.

«Что ни говори, а курортный сезон для нашего маленького городишки дает обширнейший выбор и постоянное, так сказать, общение», – думал фотограф, склоняясь к ушку партнерши.

Тем не менее мужчина изредка бросал взгляды направо, где через несколько столиков сидела та самая девушка, но уже с другим кавалером. Фотограф злорадствовал.

«То-то, – веселился он, – нечего на меня было так глаза таращить. Лучше бы за телкой приглядывал. Продинамила она тебя, парень, факт. С тобой фотографируется, а с этим шампанское пьет. А с третьим любовью заниматься будет».

Потом он загадал, что если встретится еще раз в городе с этой девушкой, то обязательно попробует снять ее на вечерок, конечно же, не откажет. Это ясно, судя, как она хвостом вертит: днем с одним, вечером с другим. Что-что, а денежки у него водились.

Думая так, фотограф еще настойчивее шептал сальности на ухо и даже несколько раз погладил под столом женщину по ляжке.

Внезапно седые брови его подскочили от удивления: из-за столика вдруг поднялся инвалид в белой рубашке, приладил под мышки костыли и принялся выбрасывать тело в сторону так заинтересовавшей фотографа телки.

– Здорово!

Ирина вздрогнула и подняла глаза. Ее спутник осекся.

Инвалид исподлобья смотрел на девушку, которая моментально залилась краской, сжимая салфетку в кулачке.

– Что молчишь? Братишка где? А?!

– Послушайте, видимо, вы ошиблись, – опомнился наконец собеседник девушки. – У нее нет брата. Не знает она никого.

Донельзя расширенные зрачки калеки стали еще больше, а губы скривились в злобной усмешке…

– Знает, чмо, знает! И я ее знаю! Правда, чува?

– Я вызову милицию, – не очень уверенно предположил парень.

– Плевать на ментов, – отрезал инвалид.

– Не надо, не надо милиции, – сказала девушка и взглянула на спутника глазами, полными слез, – я тебе сейчас все объясню!

– А-а-а-а! Это я объясню! – вдруг заорал инвалид, хватая за горлышко почти полную бутылку вина и опуская ее с размаху на голову парню. – Сволочи… братка моего… ненавижу… твари… братаны там… вы здесь… гниды последние…