Сергей Зверев - Южный фронт

– Я уважаю волю и силу духов, – заговорил парень с внешностью местечкового мачо.

– Однако скажите, уважаемый Габриэль, как нам сделать, чтобы и духов не прогневить, и этих русских прокормить? Это же лишние рты. Вы же знаете, какой ценой нам сейчас дается ловля рыбы. Едва хватает запасов на несколько дней вперед. А что будет, если нам придется кормить ораву этих бедолаг? Никаких запасов не наберешься! Да и если бы дело было только в еде. За ними ведь надо ухаживать. Лечить. На все это необходимы и время, и средства. А если мы будем тратить на них свое время, то кто нам наловит рыбы?

– Адальберто! – с долей возмущения воскликнул Корсега, пытаясь удержать парня от подобных речей.

– А разве я не прав? – не успокаивался мачо. – Кто из вас захочет отдавать им еду, отбирая ее у собственных детей?

Парень резал по живому. Рыбаки опустили глаза, не зная, что и сказать. Селиванов, слышавший все, решил деликатно вмешаться.

– Конечно, мы понимаем, каких затрат мы будем вам стоить, – проговорил он. – Но все это окупится. Вы получите за свои услуги деньги. И от нас, и от нашего правительства.

– Деньги? – с ухмылкой переспросил Адальберто. – Зачем нужны деньги здесь, где жизнь течет по простейшему правилу: что добыл, то и съел?

– Это называется натуральным хозяйством, – не найдя ничего лучшего, уточнил посол. – Но вы же когда-нибудь отправитесь на материк. За покупками или еще зачем-то. Вот вам деньги и пригодятся.

– Да на материк ведь почти никто не выезжает, – стал объяснять ситуацию мачо. – Если раз в год это и случается, то уже хорошо. А обычно и того реже. Да и нынче толку от материка никакого нет. Там ведь заварушка сейчас. Опасно очень. Так что оставьте ваши деньги при себе.

Алькальд в очередной раз попытался остановить парня, но тот все равно упирался и настаивал на своем. Такое упрямство и эмоциональность объяснялись вовсе не заботой о родной деревне и ее жителях. Адальберто Андраде делал все, чтобы насолить Габриэлю Корсеге. Дело в том, что парень недавно сватался к внучке старосты. Однако получил отказ. Против был и дедушка, и сама Есения. Мачо затаил обиду, но до поры до времени не выказывал ее. Сейчас же настал тот момент, когда можно было выместить злость и пошатнуть авторитет старосты.

– Прекрати! Адальберто, в конце концов, ты здесь не один все решаешь! – вскипел старик.

– А вы спросите у остальных! Пусть они скажут, что думают обо всем этом! – эмоционально отвечал парень.

– Ты думаешь, что я не спрошу?! Я спрошу. И ты увидишь, что наши люди не такие бессердечные, как ты! Не зря Есения тебе от ворот поворот дала! – Корсега решил ударить заодно и по больному месту.

Мачо осекся и лишь с едва скрываемым гневом смотрел на деда своей неудавшейся невесты. Дед же тем временем принялся выяснять мнение остальных рыбаков. Подавляющее большинство из них отказывалось от крайних вариантов действий, предлагая найти некую золотую середину. Обсуждение длилось еще несколько минут. Александр Викторович молча наблюдал за происходившим и не вмешивался. Он понимал, что его вмешательство в разговор в данном случае неуместно. Да и по общей атмосфере после перепалки между стариком и парнем становилось понятно, что совсем бросать в беде местные русских не будут. Однако окончательное слово оставалось за Корсегой. И он его вскоре сказал.

– Послушайте, уважаемый, – староста обратился к послу. – Потерпевшие крушение должны оставаться тут, в джунглях. Тем более что вы уже успели здесь немного освоиться. Лагерь худо-бедно построили. Мы будем вам помогать по мере возможностей. Мой молодой односельчанин, конечно, преувеличил уровень нашего бедственного положения с едой. Однако мы действительно не роскошествуем здесь. И, тем не менее, вы можете надеяться на нас. Мы будем доставлять вам еду и пресную воду. Принесем кое-какие лекарства. Врача, правда, у нас нет. Но я обещаю пообщаться с духами и, если они будут благоволить, обязательно вымолю у них помощь и для вас. Сила духов – она безгранична…

Он замолк. Селиванов собирался с мыслями, не зная, как реагировать на последнюю часть услышанного. В этот момент раздался голос местного мальчишки, который мчался на всех парах со стороны деревни.

– Сеньор Корсега! Сеньор Корсега! Там! Там! Там такое… – кричал, задыхаясь, паренек.

– Да что там случилось? Ради всего святого! Скажи, наконец, – поторопил его алькальд.

– В деревне была перестрелка. Какие-то громилы напали и хотели попасть к вам в дом, – затараторил мальчик. – Есения отстреливалась. Наши ей помогали. Но все равно громилы победили. Они утащили с собой вашу внучку и раненого русского сеньора. Как только это произошло, объявились еще какие-то пришельцы. Спрашивали о том, что случилось. Обещали помочь.

Рыбаки напряженно слушали и с обескураженным видом переглядывались. Понять, что к чему, было трудно. Ясно было лишь одно – деревня, Есения и русский военный атташе находятся в опасности.

Громилы притащили внучку алькальда и раненого русского на берег. А именно туда, где ранее оставили своего подельника сторожить катер. Тот сначала затаился, высматривая, кто приближается. Был даже готов открыть стрельбу. Однако все-таки узнал своих дружков и громко поприветствовал их, сообщая, что отдежурил без происшествий. Его «рапорт» был встречен без энтузиазма. Бандиты были увлечены одним делом – доставить похищенных к катеру и не дать им возможности вырваться. В большей степени последнее относилось к Есении. Она, в отличие от русского дипломата, была цела, невредима и не скрывала готовности при удобном случае юркнуть в джунгли. Поэтому с ней особо не церемонились – дергали за руки, давали затрещины и шипели на нее, извергая самые последние ругательства. Впрочем, девчонку это не пугало, а лишь еще больше злило. Она тоже за словом в карман не лезла и на резкие сравнения не скупилась. Со стороны это могло смотреться даже и забавно, если бы реакция громил не была такой зубодробильной.

Насколько бандюги были бесцеремонными по отношению к девушке, настолько они оказались учтивыми к атташе. Видя его положение, они старались действовать аккуратно и осторожно. Один даже всю дорогу от деревни переспрашивал: «Все хорошо, сеньор?» И сам атташе, и внучка местного старосты удивлялись такому порядку вещей. Проявление уважения к Ткачеву вызывало вопросы, главным из которых был один: почему? Неужели все это диктовалось дипломатическим статусом похищенного? Если так, то не означало ли это намерение банды взять русского в заложники и начать наглый торг с правительством России? Ответов не было, как не было и иных версий. Дипломат пытался взывать к разуму верзил, чтобы те не терзали девушку. Однако все было тщетно. Есении по-прежнему заламывали руки и били.