Андрей Воронин - Спасатель. Серые волки

Второй выстрел последовал за первым сразу, практически без паузы, и долговязый жердяй в сержантских погонах, кувыркнувшись со стула, распластался на кафельном полу рядом со своим толстым напарником. Не ко времени вспомнилась случайно просмотренная программа криминальных новостей, в которой этих клоунов всерьез, хотя и с известной долей иронии, именовали копами. Это было забавно, но не слишком, и Кошевому уже далеко не впервые пришло в голову, что вот так, забавляясь, иронизируя и глупо хихикая, белый человек вскоре окончательно прогадит все, что ценой неимоверных усилий и большой крови добыли и построили его предки.

Не промедлив ни единого мгновения, он распахнул дверь палаты и поверх пистолетного ствола посмотрел на свою жертву. Жертва, уютно освещенная горящим на тумбочке ночником под оранжевым матерчатым абажуром, полусидя дремала в кровати, свесив на плечо коротко остриженную, обильно посеребренную сединой голову. Исхудавшие за время болезни руки расслабленно лежали поверх одеяла. Между ними Кошевой разглядел закрытую книгу, поверх которой, чуть съехав на сторону, белел листок бумаги. На нем что-то было написано – совсем коротко, в одну, и то далеко не полную, строчку. Выпавшая из пальцев шариковая ручка лежала здесь же, на одеяле, и ее декорированный под никелированную сталь корпус поблескивал в свете ночника, как узкое лезвие стилета.

Продолжая держать спящего на прицеле, Кошевой попятился и, присев, ухватил за шиворот одного из лежащих на полу коридора ментов. Он волоком втащил в палату сначала один труп, а затем и второй. Больной не проснулся, в коридоре все еще было пусто. Кошевой подошел к кровати и взял висящее на спинке махровое полотенце. При этом ему кое-что почудилось, но он не стал торопиться с выводами, тем более что почудилась ему сущая нелепица.

Крови в коридоре было совсем немного. Кошевой бросил полотенце на пол, наступил на него ногой, кое-как затер винно-красные лужицы и пинком зашвырнул испачканную тряпку обратно в палату. Закрыв за собой дверь, он снова подошел к кровати.

Больной лежал в прежней позе, свесив на плечо голову и расслабленно уронив вдоль тела костлявые, покрытые ровным нездешним загаром руки. Чувствуя, что неоправданно тянет время, но отчего-то будучи не в силах совладать со своим настроением, Кошевой взял лежащий поверх книги листок бумаги и прочел то, что было на нем написано.

Написано было немного. «Уважаемый А» – вот и все, что успел нацарапать лежащий в постели человек, прежде чем его сморил сон. Буква «А» заканчивалась длинным, чуть ли не на полстраницы, косым росчерком; аккуратно кладя на место незаконченное письмо, Кошевой вспомнил домик Винни Пуха, над входом в который была прибита табличка с надписью: «Посторонним В». Книга, которую больной использовал в качестве импровизированного письменного стола, оказалась вторым томом «Графа Монте-Кристо» Дюма – странноватое чтиво для выпускника Оксфорда, которому уже перевалило за пятьдесят, но, как известно, каждый чудит по-своему. В общем, не «Майн Кампф», и слава богу…

Тянуть дальше не имело смысла и было довольно рискованно. Склонившись над полулежащим в постели человеком, Кошевой двумя пальцами дотронулся до его шеи под челюстью, нащупывая пульс. Пульса не было, да и кожа несостоявшейся жертвы холодила кончики пальцев даже сквозь латекс перчатки.

Первое впечатление оказалось верным: пациент палаты номер триста семь был мертв, как кочерга, уже за несколько минут до того, как посланный по его душу убийца переступил порог.

– Вот черт, – с досадой сказал Кошевой.

Такой казус с ним приключился впервые, и теперь, по совести говоря, он не знал, как быть с гонораром. С одной стороны, он проделал немалую работу, а с другой – как ни крути, клиента прибрал все-таки не он, а костлявая старуха с косой.

В это мгновение у него за спиной негромко чмокнула дверная защелка и женский голос неуверенно произнес:

– Простите, а…

Думать было некогда, да и не о чем. Кошевой резко обернулся и выстрелил навскидку, не целясь. Он никогда не промахивался, не промахнулся и теперь: пуля ударила незваную гостью в лоб точно над переносицей, и она, даже не успев испугаться, упала на пол около двери, составив компанию двум мертвым ментам – то есть, простите, копам.

К удивлению и досаде Кошевого, это оказалась не медсестра, не врач и не пациентка из соседней палаты, а посетительница – та самая понравившаяся ему со спины дамочка, что минуту назад вошла в дверь триста второй палаты. Она действительно была красива, хотя сочащаяся кровью пулевая пробоина во лбу и слепой немигающий взгляд ее немного портили.

– Вот черт, – повторил Кошевой, бросил на пол у кровати слабо дымящийся пистолет и, перешагнув через убитую женщину, вышел из палаты.

– Слушайте, – недовольно кривя маленький бабий рот, брюзгливо произнес заместитель генерального прокурора Винников, – сколько можно? У меня от этого места уже оскомина!

Они спускались к озеру по длинной пологой лестнице, ступенями которой служили расколотые вдоль и уложенные плоской стороной кверху дубовые колоды. Над спуском, превращая его в сумрачный наклонный коридор, смыкались густые кроны, и освещенное ярким солнцем озеро впереди напоминало картину в затейливой полуовальной раме.

– Надоело мотаться взад-вперед, – продолжал брюзжать Винников. – Мне что, по-вашему, больше делать нечего?

– Как был Уксус, так Уксусом и остался, – доверительно сообщил депутат Государственной думы Беглов идущему рядом генерал-полковнику Макарову. – Вечно чем-нибудь недоволен – не одним, так другим… А где прикажешь обсуждать подобные темы? – слегка повысив голос, обратился он к Винникову. – В кабаке? У тебя в кабинете? Может, по телефону, чтобы не тратить попусту твое драгоценное время?

При этом он подумал, что в данном случае недовольство Уксуса абсолютно беспочвенным не назовешь – в нем имелось-таки рациональное зерно, хотя отыскать его было непросто. С этим загородным имением его превосходительства генерал-полковника Кота в самом деле что-то было не так. Вернее, что-то не так было с ними самими. Иначе почему, имея роскошные, гарантированно защищенные от всех видов прослушки городские квартиры и огромные загородные дома, они раз за разом собирались вместе именно здесь, в этой мрачной берлоге, над воротами которой красовалась дурацкая вывеска «Волчье Логово»? Уж не из-за нее ли, в самом-то деле?

– Мне кто-нибудь, наконец, объяснит, что там произошло? – величественно вопросил его превосходительство.

Такое с ним время от времени случалось, и чем дальше, тем чаще: увлекшись своей начальственной ролью, он забывал из нее выйти даже в компании старых друзей и продолжал корчить из себя невесть каких размеров шишку до тех пор, пока кто-нибудь, потеряв терпение, не давал ему пинка – в фигуральном смысле, а бывало, что и в прямом.