Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь

Бросив в раскисший, истоптанный снег ставший ненужным пистолет, он выпрямился. Над Слоном уже склонилась, припав на одно колено, безликая фигура в пестром серо-белом камуфляже. Из прорези в трикотажной маске валил горячий пар, руки в беспалых перчатках ловко делали все необходимое – вскрывали перевязочный пакет, подкладывали под набрякшее кровью и талой водой пальто тугие марлевые тампоны, вкалывали обезболивающее… Еще один боец поднимал с земли мокрого, ругающегося сквозь зубы черными словами Моську. Рокотал работающий на холостых оборотах мотор, пахло едким дымом дизельного выхлопа и жженым порохом, серый снег вокруг изувеченной «шкоды» был густо усеян стреляными гильзами. Из леса все еще доносились редкие автоматные очереди и хлопки пистолетных выстрелов: пленных на этой войне, похоже, не брали.

Женька Соколкин сидел в сугробе, ошалело вертя головой. Кажется, он был невредим. Андрей подошел к нему, увязая в рыхлом снегу, и, протянув руку, помог подняться.

– Цел? – спросил он.

– Цел, – буркнул Женька, энергичными ударами ладони сбивая приставший к одежде мокрый снег. – Ничего себе замес! Мать узнает – убьет.

– Боюсь, ей для этого придется встать в довольно длинную очередь, – сказал Андрей, задумчиво озирая картину побоища. – Ты хотя бы понимаешь, что им был нужен ты – вернее, твой конверт?

– По ходу, не им одним, – обронил Женька, красноречиво покосившись на суетящиеся вокруг фигуры в камуфляже. – Спасибо Шмяку, удружил так удружил!

– Вот такие славные обычаи в Кастилии, – вздохнул Андрей.

– Рафаэль Сабатини, – удивив собеседника, который давно забыл, откуда взялась эта неожиданно подсунутая памятью цитата, сообщил Женька Соколкин. – «Одиссея капитана Блада». Это из песенки, которую пели испанские пираты, когда грабили захваченный город.

– Верно, – сказал Андрей, уже припомнивший соответствующее место из книги, которую в возрасте двенадцати-тринадцати лет зачитал едва ли не до дыр. – Смотри-ка, а ты, оказывается, умеешь не только мышку дергать, а еще и грамоту превзошел!

Женька не успел придумать достойный ответ на этот сомнительный комплимент. Рядом с ними с шорохом и плеском затормозил огромный черный джип. Тонированное стекло переднего окна плавно опустилось, и выглянувший оттуда Стрельников ровным голосом позвал:

– Андрей Юрьевич, садитесь в машину. И вы, молодой человек, тоже, если вас не затруднит.

– Нет, блин, я лучше тут останусь, – дав наконец выход своим отрицательным эмоциям, проворчал Соколкин.

Поставив ногу на хромированную подножку и держась рукой за край открытой дверцы, Андрей прислушался. В лесу больше не стреляли, и он не услышал ничего, кроме ворчания дизеля, шороха снега и негромких разговоров возвращающихся на дорогу бойцов.

– Прошу вас, уважаемая Елизавета Степановна, присаживайтесь, – произнес Стрельников, со старомодной галантностью сделав приглашающий жест в сторону одного из глубоких мягких кресел с белоснежной обивкой.

Женщина осталась стоять. Если бы Андрея Липского попросили предельно коротко и внятно описать свое первое впечатление о ней, он сказал бы: «Красивая, но сердитая». Подумав, он пришел к выводу, что описание было бы неполным без маленького, но существенного дополнения: очень. Очень красивая и очень сердитая – так, пожалуй, будет намного точнее.

Поскольку дама явно не собиралась принять приглашение, мужчины, вставшие, когда она вошла, тоже не стали садиться. Покосившись сначала на одного, потом на второго, сидевший на диване и с любопытством озиравший окружающее его непривычное великолепие Женька Соколкин последовал их примеру и встал. Проделано это было лениво, с видимой неохотой. Приняв вертикальное положение, он постоял, слегка перекосившись набок, а потом, чтобы подчеркнуть явную, с его точки зрения, нелепость происходящего, вытянулся по стойке «смирно», а-ля бравый солдат Швейк: подбородок вздернут, глаза вытаращены, локти растопырены, а тощий живот выпячен до отказа. Уловив простенький смысл этой пантомимы, женщина нахмурилась, сердито закусила губу и порывистым движением опустилась на краешек кресла.

– Благодарю вас, – неторопливо усаживаясь, сказал Стрельников. Женька шумно плюхнулся обратно на диван, а Андрей отошел к камину и достал сигареты, предоставив хозяину право самостоятельно вести переговоры, о цели и содержании которых он, свободный журналист Липский, мог только догадываться. – Я должен вам кое-что объяснить…

– Мне не нужны ваши объяснения, – резко перебила его госпожа Соколкина. – Все, что мне нужно, – это чтобы вы оставили нас в покое. И все, что вы можете для нас сделать, – это немедленно вызвать такси. Уже темнеет, а пансионат неблизко.

Женька открыл рот, но вовремя заметивший это Андрей пресек его поползновение, как пистолет, направив на него дымящийся кончик сигареты. Специалист по исследованию содержимого чужих компьютеров, как поется в одной песне, «ликвидировал отверстие в черепе поднятием нижней челюсти», и боевой клич подростков всех времен и народов «Ну, мам!», так и не прозвучав, вернулся в глубины его молодого организма.

Старинные башенные часы в углу, подтверждая, что время и впрямь не раннее, неторопливо и гулко пробили семь.

– Боюсь, выслушать меня вам все-таки придется, – спокойно произнес Стрельников, когда затихли отголоски последнего вибрирующего медного удара.

– Заставите силой? – демонстрируя завидную храбрость и твердость духа, холодно осведомилась женщина. – Давайте, зовите своих бандитов!

– Вы не стали бы так говорить, – с обманчивой мягкостью сказал хозяин, – если бы знали, что один из этих, как вы выразились, бандитов несколько часов назад получил проникающее пулевое ранение в грудную клетку, заслонив собой вашего сына.

– Как? – растерялась она. – Пулевое? Во что вы его втянули?!

– Вот видите, – усмехнулся Стрельников, – вы уже требуете объяснений, от которых минуту назад так горячо отнекивались. Я охотно удовлетворю ваше любопытство. Еще охотнее я развеял бы вашу тревогу, но давать такие обещания, увы, преждевременно: выполнить их я в данный момент не в силах. Вы совершенно справедливо заметили, – продолжил он после короткой паузы, предназначенной для ответной реплики, которой не последовало, – что ваш сын оказался втянутым в довольно скверную и крайне непростую историю. Более того, без каких-либо усилий с его стороны, совершенно против его воли и ни в коем случае не по его вине ему в этой истории досталась важная, едва ли не ключевая роль. По стечению несчастливых обстоятельств он оказался владельцем некоего предмета, за обладание которым не первый десяток лет ожесточенно борются очень серьезные, крайне опасные люди. Поверьте, если бы мы не подоспели вовремя, вы, вернувшись домой, с большой степенью вероятности обнаружили бы своего сына мертвым. Потому что завладеть упомянутым мною предметом этим людям мало, они должны уничтожить носителя опасной для них информации.