Максим Шахов - Мы те, которых нет

Я отодвинул от себя ноутбук. Поглядел на раскинувшуюся на диване Зену. Спит, как сурок. А я на взводе. У меня внутри отдаются шаги Командора, который идет по нашу душу.

Сколько осталось жить стране? Неделя? Месяц? Полгода? Нет, полгода много. Максимум – три месяца.

Игра входит в последнюю стадию. Самое интересное, сейчас ее еще можно сломать точечными ударами. Если повезет.

В целом я понял схему. Остается найти уязвимую точку противника. И ударить.

Мне должно повезти. Если везение приплюсовать к моим расчетам.

Я молился Богу. Он должен быть на нашей стороне. Не может он уничтожать нас вот так бесславно.

Настает главный день моей жизни. Любой человек рождается для какого-то предназначения. Завтра я или исполню его. Или меня не будет.

Дай мне, Боже, чуть-чуть удачи. И я сверну эту гору.

Или хотя бы дай мне погибнуть с честью, до конца выполнив свой долг. Потому что солдат, потерявший свою страну, не имеет права на жизнь.

Наручники нацепили жестко – руки затекли. Я пытался качать права, чтобы ослабили браслеты. Получил лаконичный ответ:

– Потерпишь, скотина.

Кто из нас скотина – вопрос спорный. Но мое положение не располагало к дискуссиям. Я находился в их полной власти.

Я должен им льстить, чтобы мордатый гоблин с изломанным носом, время от времени с ухмылкой целящийся мне в лоб из пистолета, не вздумал нажать на спусковой крючок. Ему наверняка это ничего не стоит. Убьет и завтра забудет…

За неимением лучших занятий я присматривался к моим конвоирам. Лица не особо интеллигентные, но и не криминальные, без признаков вырожденчества. Обычные русские морды… Только измененные. По ним прошелся скальпель пластического хирурга.

В моем сознании как на проекторе щелкали фотографии с личных дел. Вот этот похож на капитана Ружина. А этот – чем не старшина Коломийцев?

Ну что ж, я удостоился большой чести. Передо мной группа, которая является ядром террористической организации «Альянс действия». Это не разменный материал. Это элита!

Значит, меня воспринимают всерьез. А почему? Стали бы их подвязывать на поимку какого-то Чака? Грохнули бы втихаря – и все.

Отсюда вывод – они знают, кто я такой.

– Хорошо ты в ресторане пострелял, – произнес мордатый.

– Ложное обвинение, – закинул я удочку. – Я ни при чем, мужики. Не помню, когда и был в ресторане.

– Ты что думаешь, мы полиция? – пригнулся ко мне мордатый и улыбнулся, обнажив ровные металлокерамические зубы.

– ФСБ?

– Ты оптимист. Мы хуже. Гораздо хуже.

– ЦРУ, что ли? – хмыкнул я.

Мордатый не сильно, больше для порядка, ударил меня рукояткой пистолета по шее и упер в грудь ствол.

– Сильно любопытный попался. Заглохни, покойничек.

Я пожал плечами, соглашаясь. Я со всем согласный. Потому что хочу жить.

Микроавтобус «Мерседес Спринтер» был наглухо закрытый, от водителя отделяла непроницаемая перегородка. Куда меня везли – неизвестно.

Как я сюда попал? Очень просто. Зена названивала Политику на протяжении трех дней. И слышала заговорщическое – вопрос рассматривается. На четвертый день он объявил, что будет оказана помощь. Для этого нам надлежит прибыть в условленное место.

– Я поеду, – сказал я. – Один.

– Он говорил о двоих, – возмутилась Зена. – Ты… Ты хочешь кинуть меня? Мол, выплывай, девочка, сама.

– Я хочу, чтобы ты осталась жива… Вот тебе деньги. Я ухожу. Ты отчаливаешь отсюда. Снимаешь новую квартиру и рвешь все контакты. На связь выйдем, как договаривались, через неделю. Поняла?

– Поняла!..

Место встречи назначили у памятника Гоголя на Никитском бульваре. В тринадцать тридцать я был там.

Порядок встречи донес до нас в телефонном разговоре Политик – все по-взрослому, с паролем. Теперь я прогуливался с газетой «Тайны НЛО», по которой меня должны были опознать.

Невысокого невзрачного пузана лет тридцати на вид, с водянистыми глазами и жиденькой шевелюрой, я выцепил из толпы по журналу «Огонек» под мышкой.

– Вы не подскажете, как пройти до местной префектуры? – спросил я.

Его отзыв:

– Это вам три остановки на автобусе. Но они ходят редко.

Бесплатный цирк закончен. Считается, мы идентифицировали друг друга. И остались довольны результатом.

– Ну, здравствуйте, – он протянул мне руку.

– И вам не хворать.

Рукопожатие у пузана крепкое – и не скажешь по виду.

– Пройдемся, – предложил он. – Я в курсе ваших проблем. Думаю, мы сможем их решить.

Прошли мы вдоль улицы метров сто, не больше.

– Вы ушли из ресторана «Зенит» после акции. Как это вам удалось? – спросил пузан.

– Врожденное чутье на опасность.

Еще через десять метров меня взяли.

С визгом колодок тормознул микроавтобус «Мерседес». Оттуда на ходу выскакивали гоблины. Я хотел дернуться. Но пузатый ткнул мне в бок стволом:

– Спокойно, Чак. Если жить хочешь… А ты говорил – чутье.

Жесткие руки гоблинов кинули меня в кузов. Быстро и умело обыскали, изъяв из карманов все. Разобрали мобильный телефон, отделив аккумулятор. Сняли часы, осмотрели и бросили в специальный металлический контейнер. Даже расческу забрали. И вот теперь в этой недоброй компании меня везут неизвестно куда.

Закончив глумиться надо мной, гоблины замолчали. Не балагурили, не подкалывали друг друга, как принято у спецназеров после удачного мероприятия. Что-то механическое было в них.

Снаружи послышался шум, невнятные голоса. Машина подскочила пару раз, с металлическим лязгом заехав на возвышение. И остановилась. Двигатель заглох. Дверь открылась.

«Мерседес» стоял в просторном гараже, освещенном слабыми лампами. Здесь еще был старый зеленый «БМВ» и серый, как подвальная мышь, «Форд».

– Пошел. – Мордатый пнул меня по голени.

Я с неохотой вылез наружу. Ударом каменного кулака в спину мне придали необходимое ускорение.

Калечить меня не хотели. Но издевались с огоньком. Я ловил на себе ненавидящие взгляды. Интересно, у них против меня что-то личное?

Меня провели через гараж. За замаскированной под полки дверью оказался коридорчик, в конце которого находилась ржавая дверь.

За ней просторная комната – типичный закуток для допросов с пристрастием. В центре массивное металлическое кресло, оборудованное захватами, зажимами для рук и головы. В пол вделана скоба с цепью и кандалами. Больше мебели нет. Плафон с лампой дневного света светит безжизненно. Грубые, неотштукатуренные стены, бетонный пол – с них легко смывать кровь. Прямо из стены торчит кран, из него по капле падает вода, под ним – прикрытая сеткой воронка водостока.

Меня кинули в кресло, на ногах закрепили кандалы, руки приковали к поручням, голову сдавили кожаным обручем.

Я чувствовал себя безумно одиноким. Знал, что впереди могут ждать нечеловеческая боль и мучительная смерть. Мне было страшно, казалось, что у меня где-то в солнечном сплетении появилась черная дыра, в которую проваливаются все надежды, которая образует вокруг себя смертельную пустоту. Но надо держаться.