Максим Шахов - Морской бой

– Не стреляйте! – заорал газпромовец. – Не стреляйте, я был заложником! Я один! Все убиты!

Ломашевский подбежал и холодно уставился на Никитина, который принялся в двадцатый раз рассказывать, как его захватили, как он сопротивлялся, как ему удалось освободиться.

– Сука, – буркнул командир себе под нос, чтобы не слышали остальные. Потом он громко стал отдавать приказы: – Трупы на дорогу, оружие разбросать и вытереть отпечатки. Легенда все та же: мы ехали и попали под случайный огонь двух группировок бандитов. Одна группа перестреляла другую и побежала догонять уцелевших. Мы просто вовремя разбежались, потому и не пострадали.

Рев мотора заставил Ломашевского замолчать. На его лице проступила явная досада. Очень нежелательно, чтобы были свидетели.

– Американка! – зло бросил Андрей, узнав светлый «Понтиак». – Вот вам и обгадились в глазах мирового сообщества!

Внедорожник затормозил на дороге, а потом решительно свернул с асфальта и, переваливаясь, стал приближаться к группе спецназовцев, которые столпились возле Никитина и двоих убитых. Наконец машина остановилась.

Девушка выскочила, срывая с лица темные очки. Шарфик на ее шее запутался, и она со злостью сорвала его. Когда она подбежала к камням и посмотрела в глаза Никитину, потом на два распростертых тела, то Андрею показалось, что из ее груди вырвался облегченный вздох.

– Можно вас? – попросила она по-английски, посмотрев на Андрея и Ломашевского, догадавшись, что он здесь командир. – Обоих?

Спецназовцы без лишних вопросов отошли с девушкой в сторону.

– Ребята, – на чистом русском языке вдруг сказала Луиза, – этот убитый с усами очень важная фигура здесь. Это некто Альяно Клаус. Экстремист, убийца, бандит. Все акции против вашего судна, которые были, это его рук дело. А сейчас все пошло из рук вон плохо, и он от злости сам схватился за автомат.

– А вы откуда все это знаете? – поинтересовался Андрей. – В вашем департаменте слухи ходили или в местных геологических кругах?

– Не надо, Андрей, – мягко сказал Луиза. – Я офицер внешней разведки. Мой псевдоним «Мария». Вы же, товарищ полковник, получили информацию обо мне?

– Так это вы? Забавно! Может, вы скажете тогда, где тут можно купить пластинку оркестровой музыки оркестра Поля Мориа?

– Это редкая для джунглей пластинка. Здесь предпочитают слушать Рафаэлу Кару и местные туземные песни. Но я могу достать, если вы не торопитесь.

– До четверга я совершенно свободен, – удовлетворенно кивнул Ломашевский.

– Теперь, если формальности соблюдены, я предлагаю ход на опережение, – предложила Луиза. – У ЦРУ есть неподалеку своя база. Охрана минимальная, место пустынное, а время сейчас такое, что посетителей в кафе и магазине практически не будет.

– Что нам там нужно?

– Единственное, что может остановить эту бойню за местный газ, – доказательства вмешательства Центрального Разведывательного Управления США в коммерческие дела на территории другого суверенного государства. Там есть хитрая комната, а за стеклом аппаратура. Там записи вербовок, записи обсуждения планов операций с агентами, с этим вот Клаусом. Там есть и беседа с Никитиным. Добудем записи, и можно торговаться. Под угрозой обнародования, опубликования в прессе, они отступят. И президент может не рискнуть нарваться на официальную ноту сразу от двух или трех государств. Международный скандал никому не нужен.

– Сколько вам нужно человек?

– Двоих вполне достаточно. Риск есть, но там все решается не количеством.

– Тогда это по моей части, – улыбнулся Андрей и заткнулся.

Он вдруг увидел, как на него смотрит Ломашевский. Не с укором, а с какой-то болью.

– Ладно, – кивнул командир. – Андрей, Саша, действуйте. Без лихачества! Мы ждем вас на западной и южной трассах. Прикроем в любом случае. Даже при угрозе начала мировой войны…

Атлантика. Восточнее побережья Аргентины

С дурнотой бороться все труднее. Андрей догадывался, что у него все же сотрясение мозга. Да еще и серьезная потеря крови, несмотря на тугую повязку на бедре. Кстати, сколько времени прошло с тех пор, как он ее наложил? Он посмотрел на наручные часы, но стрелки разглядеть удалось не сразу. Все расплывалось в глазах, и к горлу опять подкатывала отвратительная муть.

Кто бы мог подумать? Бывает ведь такое невезение. Хотя сначала все это выглядело как невероятная, сумасшедшая удача. Андрей даже упивался этим, ощущая состояние восторга. А тем более, когда рядом такая женщина, как Лу… Нет, теперь он ее будет звать Машей. По псевдониму.

Они ворвались на базу, поднялась стрельба. Они с Сашкой довольно легко застрелили двоих охранников и заперли какого-то технаря с барменом в подвале. Маша выдрала блоки памяти, и они могли исчезнуть. Но тут нагрянул этот человек. И все пошло не так, потому что они оказались крепкими профессионалами. Да, повезло оторваться, пробив колеса их машин. Да, повезло с этим маленьким двухместным самолетиком, который сдюжил и поднял их троих. Это Маша молодец, она его подняла. Но горючего им хватило ненадолго, да еще сильный боковой ветер унес их к долине Параны. Потом захват яхты, но американцы снова вышли на них. Потом катер с вооруженными до зубов людьми, бешеная перестрелка, попытка взять яхту на абордаж.

Андрей стиснул голову руками, скорчившись в кресле за штурвалом на открытой палубе. Все получилось прямо как в глупом кино. Хотя вообще-то все как в жизни! Маша падает на палубу с простреленным плечом. Падает медленно, нереально медленно. А Андрей далеко, Андрей сам падает на палубу, потому что его ногу задевает осколком гранаты, пробившей борт. Он видит, как Сашка бросается к девушке, потому что ее вот-вот схватят за руки и перетащат на катер вместе с сумкой, в которой блоки памяти. Сашка не успевает, но все равно бросается. И тут случается страшное. Автоматная очередь прошивает Сашкину грудь насквозь. Андрей видит пулевые отверстия в его спине, видит, как брызгает кровь, как ошметками отлетает ткань на куртке. Жуткое зрелище. И Андрей кричит! Он кричит и стреляет, лежа в крови на палубе. У него пустеет магазин, но яхта наклоняется, и еще один автомат скатывается прямо ему в руки. Он хватает его и выпускает еще одну длинную очередь. На весь остаток магазина. Патронов на двадцать.

Все! В катере живых нет. Да и сам катер беспомощно отчаливает от яхты, потому что пулей перебит швартовый конец. Он медленно погружается одним боком в воду. Андрей видит это и теряет сознание. Теряет не столько от боли, от потери крови, сколько от безысходности, от обиды. Как будто судьба его предала.

Все? Конец? Тупая боль в онемевшей ноге мешала думать. Мысли путались, метались в голове. Он уже не искал выхода, сознание затуманилось. Он хотел жить и не хотел одновременно. Андрей вдруг осознал, что снова вынырнул из беспамятства. Он сидел, свесив голову перед приборами и бесполезным штурвалом на открытом мостике яхты. Спуститься в каюту к Маше, вынести ее наверх? А смысл? Пусть лучше так… Пусть она не узнает, что умрет, и не будет в этот момент в сознании.