Кирилл Казанцев - Отпуск с ворами

– Блин, ты чего! – тут же горячо зашептал парень. – Да мы тебе все что хошь скажем. Ты чего пытать-то нас решил? Так мы же не знали, а то, что я трубой тебя хотел огреть, так другу хотел помочь. Ты же на Моню напал, а я вроде как…

– Заткнись, – тихо произнес Антон, и парень тут же послушно замолк на полуслове. – Мне плевать с большой колокольни на то, что ты думал, чувствовал.

– Да, да… – снова закивал парень и покосился на напарника, – Моня, ты же согласен, да?

Моня тоже стал активно кивать и даже попытался дружески улыбнуться. Антон им поверил. Он поверил, что карманники охотно будут отвечать на его вопросы, но он знал, что при малейшей возможности они попытаются напасть на него или сбежать. Иными словами, он все равно ожидал от них любой подлости.

Подняв с земли ржавый кусок арматуры, Антон, демонстрируя серьезность намерений, воткнул его в землю рядом с собой, чтобы это орудие было все время перед глазами его жертв. Потом он развязал веревку и вытащил кляп из рта Мони. Парень стал дышать, как выброшенная на берег рыба. Кажется, у него был насморк. Пульт откладывать в сторону Антон тоже не стал, хотя подъемник, как он убедился, был обесточен и привести его в действие он не мог. Но карманники этого не знали.

Черноволосый имел кличку Гарри. Или, как в их среде это называлось, «погоняло». Он говорил больше своего дружка Мони, но понять его было сложнее. То ли от волнения, то ли по причине природной тупости его речь была сбивчивой, полной «мусора» и не отличалась информативностью. Большей частью он сетовал на жизнь и превратности судьбы «щипача», а попросту – карманника. Антон не спорил, хотя знал, что настоящий мастер-щипач в уголовном мире имел очень большой авторитет.

Моня быстрее понял, что нужно этому незнакомцу, и стал говорить по существу. Видел, что перед ним не уголовник, не блатной, а все равно говорил. Наверное, тоже поверил, что этот тип сможет их убить или искалечить за неповиновение.

Всплыло примерно следующее. В районе банкоматов никто работать не любит. Дело это неблагодарное, потому что народ постоянно роется в сумках, кошельки держит в руках, чтобы в любой момент вытащить оттуда карточку, когда подойдет его очередь вставлять ее в банкомат. Да и очередь движется там относительно быстро, а значит, люди все время находятся в движении.

Тем ни менее Моня рассказал, что есть любители пошерстить и там, но лишь потому, что рядом места с большой проходимостью, то есть места суетные. Например, в районе торговых центров, возле вокзала. Он лично знает троих, кто не прочь порыться в карманах и порезать сумочки в тех местах.

– Ты много не по делу базаришь, – с сожалением констатировал Антон и качнул пальцем ржавый прут, торчавший рядом из земли. – Воду льешь, а мне их личности нужны. Соображаешь, Моня?

– Я про личности скажу, – заверил карманник. – Например, Харкун.

Антон не удержался и поморщился. Порой клички были просто отвратительными для слуха нормального человека.

– Этот возле вокзала трется. У него видуха, как у профессора! В кепочке такой, портфельчик в руках, очки. Пальцы, как у музыканта. Он двумя пальчиками колоду в твоем кармане перетасует, а ты и ухом…

– Конкретно давай!

– Высокий, худой. Покашливает все время. Может, у него «тубик», я не знаю. Еще Куцый, этот возле торгового центра «Мир» трется. Ростом пониже меня, коренастый. Глаза у него широко расставлены, патлы длинные. Он с охраной делится, поэтому и пустой не уходит. А в «Москве» работает Михась. Про этого ничего сказать не могу. Он как бы сам по себе, но в «общак» долю отстегивает регулярно. Тут ничего не скажешь. Этот Михась вообще странный какой-то. Братва про него базарила одно время, что он от уголовки, под щипача только косит. А потом пригляделись, нет, шарит нормально. Мастер!

Опять открывался люк наверху, и снова пришлось прятаться под одеяло. Юля дрожала всем телом и напряженно прислушивалась к шагам на скрипучей лестнице, к стуку тарелки о крышку стола. Потом облегчение – шаги удалялись, кто-то поднимался вверх. Крышка захлопнулась, и задвижка задвинулась.

Сразу стало понятно, что есть хочется очень сильно. Даже рот слюной наполнился. Сейчас бы супа с сардинами из банки… В тарелке была все та же колбаса и хлеб. Юля за столько дней сидения в подвале уже не могла смотреть на эту колбасу, но желудок упрямо требовал еды, и она стала кусать холодные скользкие ломтики, засовывая в рот следом куски хлеба. Хотелось чаю, сладкого и горячего, но на столе стояла все та же бутылка с водой.

От всего этого захотелось плакать, и Юля заплакала. Сначала она хныкала и хлюпала носом, а потом вдруг стало так тоскливо, что она начал плакать навзрыд.

Двое парней сидели за столом возле того самого люка в полу. Ничего другого, кроме как резаться в карты, они придумать не могли. Старший – хмурый длиннолицый Коля Монах – был рад, что ему поменяли напарника. Предыдущий был молчуном еще большим, чем он сам. И все время норовил привалиться и поспать. Тоска и только! А новенький, этот ничего. Болтун, конечно, трепло, но с ним веселее. И картежник заядлый. Играть толком не умеет, но любит.

– Слышь, Вован, – Монах с насмешкой посмотрел на разочарованного напарника, – ты хоть карты в колоде считай. Все козыри вышли, кроме дамы и туза, а ты мне в даму и заходишь!

Вован, худощавый прыщавый парень, сгреб карты и стал молча перетасовывать. Чувствовалось, что он пытается переварить в голове замечание про подсчет козырей, но процесс этот у него не шел. Туповат он был, зато веселый.

– Монах, а что мы за девку стережем? – наконец спросил он напарника. – Она что, типа заложница? Дочка бизнесмена-миллионера?

– А тебе зачем знать? Больше знаешь, меньше живешь! Раздавай давай.

– Слышь, Монах… – Вован замолчал и прислушался. – А что она там воет?

– Пусть воет. Тебе-то что. Нам про вой указаний не было.

– Слышь, я гляну, а? А вдруг что случилось. Может, она повесилась там, а нам потом отвечай!

Монах поморщился. Он до того разленился на этом сидении, что не заметил в глазах напарника нездорового похотливого огонька.

– Пойду на толчок… – проворчал он, поднимаясь из-за стола.

Вован проводил напарника взглядом, потом посмотрел на люк в полу, откуда раздавалось девчачье хныканье. Он вскочил со стула в своей обычной дерганой манере, подтянул тренировочные штаны и присел над люком. Девичий голос привлекал, манил, завораживал, заставлял сердце биться часто и томно. Аж дух захватывало.

Рука сама дотянулась до задвижки и потянула ее в сторону. Потом Вован приподнял крышку, и плачь стал слышен отчетливее. Это переполнило чашу его терпения, и Вован решительно спустил ноги в люк. На бледном девичьем лице читался страх. Пленница стала отползать по своей лежанке, потянулась за одеялом, чтобы снова накрыться с головой. И в этот момент платье задралось, оголив плотное бедро. Почти до самых трусиков.