Кирилл Казанцев - Крысиная охота

— А вот теперь ползи, дружок, к доброму доктору… — зловеще прошептало существо. — Да ползи быстрее, тебе ведь ни к чему двустороннее воспаление легких?

Владимир Митрофанович Баркасов слышал «звон», но так и не понял, где он. Шумели слева, за гущей деревьев и кустов. Надрывался истошными воплями губернатор, перекликались его люди. Мурашки поползли по коже сенатора, задергалась челюсть. Бросить эти игры к чертовой матери, заявить, что наскучило, и пусть заканчивают те, кому это положено по долгу службы! Какая же это охота, когда по лесу шныряет безумец и заставляет нервничать? То ли дело в прошлый раз. Блестящая охота на «индюшек» — вернее, на «индейцев», как остроумно окрестил ее губернатор. Дичь металась по лесу, ошалевшая от страха, кто-то карабкался на деревья, кто-то зарывался в канавы, наивно веруя, что сможет спрятаться. Стреляли, как на стенде, он нисколько не устал, получил колоссальное удовольствие. К черту этих недоделанных людишек — наркоманов, осужденных, прочих узбеков с таджиками. Они не люди, без них в этом мире станет чище! Он подбил метким выстрелом улепетывающего «зайчишку» — подбил красиво, супреждением, да еще и в глаз. А потом на него упала ветка, он вскинул ружье, подняв голову, а с ветки лупала глазищами ошалевшая девка с сальными волосами — грибная наркоманка, пойманная в лесу под Шарыгино. Визжала, стала карабкаться выше, но разве уйдешь от меткого глаза? Он дождался, пока она взберется до вершины, а потом подбил единственным выстрелом. Как красиво она падала — отскакивала от веток, они пружинили, швыряли ее обратно…

— Владимир Митрофанович, у Василия Ивановича что-то происходит, вон как ругается… — совершенно точно подметил «бодигард» Максим, вставая за дерево и устремляя взгляд во фланг. Хрен там что увидишь в этих зарослях, в тайге такой путаницы не встретишь!

— Они, цари, народ простой, — насилу ухмыльнувшись, выговорил Баркасов. — Ругаются, как грузчики, — он засмеялся неестественным смехом. — Похоже, наш зайчонок метит территорию…

— Послушайте, Владимир Митрофанович… — поколебавшись, вымолвил Максим. — Мне кажется, в этот раз у нас что-то идет не по плану.

— А мне плевать, Максимушка, что тебе кажется, — вдруг резко бросил сенатор и покосился на двух других парней, застывших в ожидании. — В общем, так, друзья мои, это бл…во затянулось, пора его кончать. Давайте выбираться к лесничеству — ну, так, от греха подальше. А то не хочется мне, парни, чтобы с вами что-то случилось, — добавил он, чувствуя, как розовеют уши.

Охранники переглянулись. В принципе, они тоже не против. А то действительно хрень в округе творится…

И вдруг по курсу, где тьма сгущалась в плотном осиннике, затрещали хворостины, раздался сдавленный вскрик. Мелькнуло что-то, ударило по стволу, со звонким хрустом переломилась жердина! Над кустарником воздвиглась спина в камуфляжном одеянии, пропала, и голос, севший от волнения, проорал:

— Эй, люди, кто здесь! Хватайте его, он толкнул меня, он убегает! Да быстрее, уйдет, сука!!!

Всполошились мужики, окружившие сенатора, и, как-то не сговариваясь, в едином порыве устремились на призывный вопль. Вот один растворился в чаще, вот другой, третий. Затухали крики… Владимир Митрофанович и опомниться не успел, как остался на крошечной поляне совсем один. «Ну, слава богу, — с облегчением подумал он, — сейчас поймают, и не придется при всем честном народе праздновать труса». Он замкнул предохранитель на помповом ружье, поколебался, взгромоздил его на плечо. Опасность отступила, не может же этот вурдалак находиться в двух местах одновременно! «Хотя почему бы нет? — усмехнулся Владимир Митрофанович. — Ты же можешь?»

И только подумал, как снова захрустело в чаще. Показалась спина в защитном облачении, но уже не по фронту, а сбоку, из облетающей лещины, и стала как-то ненавязчиво наезжать. Ау сенатора от этих треволнений картинки в глазах не совпадали. Вроде и не струсил, но почувствовал беспокойство. Стал моргать, тереть глаза. Доколе он будет себя убеждать, что со зрением все в порядке, давно пора очками обзаводиться…

— Эй, боец, ты не туда собра…

И взвизгнул, когда туловище совершило разворот, блеснул оскал оборотня, вурдалак метнулся на него, толкнул. Сенатор повалился, громыхая скелетом, подавился криком. Его уже выкручивала, вертела дьявольская сила, сдернули «Моссберг» с плеча, а самого схватили за лодыжки и куда-то поволокли! Он обмер и даже не отбивался, в горле встала блокада. Баркасов царапал ногтями землю, «благородная» голова стучала по кочкам. Его проволокли через жалящий кустарник, бросили на узком пятачке, и над душой воцарился чумазый упырь с белоснежным оскалом. Он действительно был одет в униформу охранника! У горла она была забрызгана кровью, но, возможно, это была чужая кровь…

— Не ожидали, Владимир Митрофанович? — зашипел упырь. Сенатор дернулся, от напряжения лопались сосуды в глазах. Ужас пронзил, онемели все члены. Злоумышленник приставил к горлу нож, и из выпученных глаз председателя Заксобрания потекли крокодиловы слезы. Возможно, злодей и не собирался лишать «мирного» охотника жизни, но вид у него был такой, будто именно это он и должен сделать.

— Не делайте этого, умоляю… — запричитал, давясь кашлем, сенатор. — Вы не можете это сделать… Со мной такого делать нельзя…

— Нельзя? — удивился злоумышленник. — Или ВООБЩЕ нельзя? Или делать это с вами, Владимир Митрофанович, КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ? И почему мне кажется, что можно и даже нужно? — Кожу на горле проткнуло острое лезвие. Злодей на минуту замешкался, подумав, что же сделать с этим замечательным гражданином именно в этом месте и в это время?

— Я вам помогу… — мямлил сенатор. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы к вам не применяли суровых мер наказания… Я помогу вам выбраться из заповедника…

— Поможете, Владимир Митрофанович, поможете… — с какой-то зловещей вкрадчивостью отозвался злодей. — Но сначала мы сотрем с вас различия между городом и деревней, не возражаете?

Он черпанул горсть земли с листьями и иголками и принялся запихивать это пахучее благолепие в горло сенатора. Потихоньку начало забивать пищевод и дыхательные пути. Цепкие пальцы впились в горло, физиономия Владимира Митрофановича сделалась ужасной. Она распухла, побагровела, вздулись вены. Мучитель ослабил хватку, и тот закашлялся, выхаркивал богатый минералами чернозем. А вурдалак насторожился, привстал, начал вслушиваться. Действительно, если задача решается слишком легко, значит, он что-то делает неправильно.

Отдышаться сенатор не успел, тяжелая оплеуха обрушилась на челюсть. Он дернул головой и чуть не лишился сознания. А когда вернулась способность соображать, обнаружил, что «злобный дух» пропал. Над душой и телом никто не довлел. Был ли мальчик? Владимир Митрофанович перевернулся на живот, так было легче изливать из себя всякую гадость. Привстал на все дрожащие конечности… и вдруг взвыл дребезжащим воем: