Виктор Доценко - Король Крыс

Лютый быстро нашел дом господина Петрова по Новочеремушкинской, 22 «г» — обшарпанную типовую «хрущевку», стоявшую торцом к улице. Неторопливо осмотрел двор — среди припаркованных машин двадцать первой «Волги» серого цвета не наблюдалось.

Тут Максим чертыхнулся: он совсем забыл, что, по словам Миньки, ту «Волгу» они полностью раздербанили. И конечно же, она никак не могла оказаться здесь.

Лютый поднял голову, определил, где находятся окна квартиры шестьдесят восемь, в которой, если верить гаишной базе данных, прописан владелец антикварного автомобиля, и увидел, что они наглухо зашторены: это насторожило Максима.

Нечаев зашел в подъезд, осмотрелся, нашел среди почтовых ящиков нужный, под номером «68», сковырнул крышку: из чрева ящика посыпались рекламные проспекты и телефонные счета. Стало быть, жилец шестьдесят восьмой квартиры давно не появлялся дома.

Вернувшись к машине, Лютый взял небольшой чемоданчик и при помощи трубки–телефона подсоединился к нужному абоненту — обнаружить искомые проводки в коробке развода кабелей связи не составило большого труда. Прибор, позволяющий прослушать, что происходит в квартире при неснятой телефонной трубке, свидетельствовал о том, что в шестьдесят восьмой никого нет.

Минут через пять Максим уже стоял перед тяжелой металлической дверью квартиры господина Петрова. Оба навороченных замка с секретами не устояли против царской водки: смеси из соляной и серной кислот, которую Нечаев аккуратно закапал в скважину из пипетки.

Осторожный поворот дверной ручки — и Лютый, достав из кармана куртки пистолет и сняв его с предохранителя, шагнул вовнутрь.

В квартире царил полумрак. В нос ударил запах сырости, сгнившего мусора, сапожной ваксы и еще один, забивавший все остальные, густой, сладковато–удушливый, запах разложившейся плоти.

Вонь была настолько сильной, что резало глаза, наждачкой скребло обоняние, и Максим, с трудом подавляя рвотные спазмы, заткнул нос платком.

На полу в прихожей валялась сумка, и от нее в сторону кухни тянулась рваная полоса темнобурых пятен. Прикрыв за собой входную дверь и стараясь не шуметь, Лютый двинулся к кухне.

То, что он там увидел, заставило содрогнуться даже его.

Посредине, между столом и раковиной–мойкой, лежало нечто, отдаленно напоминавшее человеческое тело. От него‑то и шел невыносимый смрад.

Вокруг тела, по контуру, желтела подсохшая жижа. Проваленная грудина, вздувшийся живот, в котором наверняка еще бурлили газы, скрюченные пальцы рук с ошметками бурой кожи.

Гниение до неузнаваемости изменило черты лица покойника: кое–где на щеках и на подбородке кожа лопнула, и в разрывах мяса, залитого подсохшей сукровицей, густо копошились отвратительные белые черви.

Трудно сказать, что было хуже: смотреть на эти останки или вдыхать их смрад, и Максим, тихонько выйдя с кухни, затворил за собой дверь.

Все сходилось: ГАЗ-21 серого цвета, перестрелка в супермаркете с внуковскими бандитами, тяжелое ранение. Более того — подтвердилась и догадка Лютого о предполагаемой смерти соглядатая. Теперь Нечаев мог с полной уверенностью назвать его имя, отчество, фамилию: Вадим Андреевич Петров.

Мозг Максима напряженно работал. В сабуровской группировке был не один Петров, и главарь не мог их всех помнить… Вадим Петров… Крестьянин со шрамом на щеке и руками интеллигента на Рязанском шоссе. Тут как вспышкой озарило — с полгода назад Кактус приводил к нему немолодого, неказистого мужичонку по фамилии, кажется, Петров, бывшего гэбиста. Он, помнится, не уделил новому рекруту преступного мира особого внимания, поскольку испытывал чувство брезгливости к бывшим коллегам, пополнявшим ряды преступников. Но у того Петрова никакого шрама и в помине не было…

«Ну ты, брат, попался, как неопытный юнец», — с досадой подумал Максим: Вадим Петров оказался профессионалом старой школы — нанесенный гримом глубокий шрам на его невыразительной физиономии немедленно бросался в глаза и надолго застревал в памяти.

Нельзя не признать, что Кактус умело работал с кадрами…

Смрад выедал глаза, забивался в нос, и Максиму ничего не оставалось, как открыть все форточки.

Он перенес сумку из прихожей в спальню, вжикнул замком — «молнией» — на пол посыпались какие‑то шнуры, соединения, микрофончики, радиоплаты. Последними вывалились микрокассеты, без сомнения, те самые, с Рязанского шоссе.

В спальне стояли и телевизор, и видеомагнитофон. Лютый вставил микрокассету в переходник. Сперва по экрану поплыла какая‑то муть, невнятные абрисы лесопосадок, но вскоре появилась картинка: площадка–отстойник рядом с оживленным шоссе, смазанные контуры проезжающих машин и два припаркованных автомобиля: грязно–белая «копейка» его, Максима Нечаева (та самая, которую пришлось бросить сегодня), и официально черная тридцать первая «Волга» Прокурора.

Общий план сменился крупным, и Лютый невольно вздрогнул: он узнал и своего тогдашнего собеседника, руководителя совсекретной кремлевской структуры, и себя самого, несмотря на то что он прибыл на Рязанское шоссе загримированным, узнать его не составляло особого труда.

Видеоряд получился прекрасным — безусловно, в распоряжении соглядатая была очень качественная шпионская техника. Впрочем, как убедился Нечаев, отлично записался не только видеоряд.

« …Насколько мне известно, Силантий настроен воевать до победного. Вы ведь изучали его досье и знаете сами: он — человек весьма амбициозный, жесткий, неуступчивый, а главное — не очень умный… » — донесся из динамика знакомый голос Прокурора, и через мгновение на него наложился баритон самого Лютого:

« Если это действительно произойдет, в столице у нас не останется конкурентов. Не считая, конечно, несговорчивого Силантия. Но его ликвидация — дело нескольких недель. А потом очаковские разбегутся ».

Наибольшую для себя пользу пресловутый Кактус мог извлечь из завершения беседы:

« …Впрочем, все нити и без того у вас. А относительно собственной судьбы можете быть спокойны… »

«Имеете в виду возможную месть тех, кого я отправлю за решетку?»

« Большинство лидеров, несомненно, пойдет на остров Огненный… Есть там такая жуткая тюрьма для тех, кому расстрел заменили пожизненным заключением. Кстати, большинство узников этой тюрьмы пишут заявления с просьбой об изменении меры наказания на расстрел ».

Лютый нажал на кнопку дистанционного управления — изображение на телеэкране, собравшись в микроскопическую точку, исчезло, и злополучная кассета медленно выползла из чрева видеомагнитофона.

Нестерпимый смрад проникал и сюда, в спальню, и Лютый, с треском растворив окно, высунулся наружу. Полез в карман, за сигаретной пачкой, щелкнул зажигалкой, закурил, с наслаждением затягиваясь, — запах гниющей плоти кружил голову, а табачный дым забивал его.