Иван Черных - Шаровая молния

Он собирался лечь спать, но теперь понял, что в таком состоянии будет ворочаться в постели и мучиться от душевных переживаний. Захотелось напиться до чертиков, но в его холодильнике было пусто, а идти в номер Макарова не хотелось – не хватало еще, чтобы подчиненные видели его безвольным и подавленным. Единственный выход – пойти к дежурной по гостинице, попросить чаю; возможно, у нее найдется напиток покрепче.

Ему повезло: у дежурной нашелся и чай, и бутылка «Сибирской».

В Ижевск экипажу удалось вернуться лишь через неделю. Еще в Москве Геннадий узнал, что Дмитрюков на месте, в Ижевске пробыл всего двое суток. Это было хорошим предзнаменованием.

Дежурный по аэродрому передал Геннадию, что хозяйка концерна просила лично доложить о результатах командировки.

Настроение подпрыгнуло на все сто пятьдесят. Он заехал в свою обитель, переоделся в лучший штатский костюм и отправился не на доклад, а на свидание – отчитался он еще в столице перед самим Дмитрюковым.

В приемной, как всегда, у Властелины находились люди. Секретарша с многозначительной улыбкой глянула на Геннадия и сказала, что через минутку доложит Лане Петровне. О его романе с хозяйкой знали уже многие. Лану, похоже, это не волновало, Геннадия – тем более. Он был счастлив, что она его позвала, и прежний огонь ревности погас, как костер от ливня. То, что было ранее, прошло; его, Геннадия, прошлое тоже не безупречно. А Лана – умная женщина и вон какой корпорацией руководит. Много говорят и пишут о коррупции, а как в условиях бандитизма, рейдерства, рэкета без поддержки влиятельных органов работать, существовать? Потому банда Тюлика и не трогает владения Властелины – побаивается. Интересно, как закончилось рандеву с генералом? Если он уехал с обидой, хорошего ждать не приходится.

Как только посетитель вышел из кабинета Ланы, секретарша зашла туда и тут же позвала Геннадия.

Лана встретила его деловым, пристальным взглядом, осмотрела с ног до головы, спросила, как обычно:

– Как слеталось?

– Хорошо. И таможенники нас больше не прессовали. Как у вас тут? Дмитрюков никакого криминала не обнаружил?

– Все нормально. Улетел на другой день. Там, в столице, не все в высших сферах благополучно. Виновников кризиса и коррупции никак не найдут. Да и я приняла его без особой помпы, приболела в тот день. Тебя я позвала, чтобы просто посмотреть – соскучилась. Ты очень устал?

– Да как тебе сказать… Вечером готов на свидание.

– Приходи. Есть о чем поговорить.

– О делах? – скептически усмехнулся он.

– И о делах. Эти рейсы с мобильниками дорого нам обошлись. Надо быстрее расплатиться. Я устала, и нервы мои на пределе.

– Да, лихо нас кинули, – только и произнес Геннадий.

– Лихо или не лихо, но искать правду обойдется дороже. А я хочу как можно скорее расплатиться с долгами. Я уже два года не вылезала из этого кабинета. А так хочется отдохнуть, поехать к морю, в Сочи или Геленджик, позагорать, покупаться. Поедешь со мной?

– Если позовешь.

– Считай, что позвала.

– Принято…

Погода на первомайские праздники выдалась, как по заказу: ослепительно светило весеннее солнце, на небе ни облачка, и ветерок чуть колыхал лепестки высаженных на газонах цветов. И воздух был такой ядреный, напоенный весенними ароматами, что голова кружилась, как от хмельного.

В эти дни полеты не планировались, и авиаторы отряда решили отметить праздники на природе, на берегу речки Иж. Заказали автобус, закупили баранины для шашлыков, другие закуски и ровно в двенадцать расположились на берегу реки.

Пока бортмеханик, отставной прапорщик Гиви Мсхиладзе, готовил шашлыки, а официантки (их наняли из кафе «Лотос») накрывали на расстеленной клеенке-скатерти угощения, летчики, рассевшись в кружок на уже подсохшей земле, балагурили: местные острословы рассказывали анекдоты, заядлые курильщики дымили привезенными из Узбекистана сигаретами, по их утверждению, положительно влияющими на мужскую потенцию.

Геннадий сидел рядом с Юрием Лаптевым и больше слушал. Из памяти не выходила вчерашняя встреча с женой Макарова, Настей. Виктора Ивановича среди летчиков не было, он еще вчера снова укатил в Бобруйск к своей ненаглядной докторше Альбине. А к Геннадию пожаловала за советом Настя. Ее убитый горем вид поразил Геннадия: перед ним стояла совсем другая женщина, не та, которую он видел две недели назад. То была премилая – не женщина, прямо-таки девушка, – теперь же постаревшая на десяток лет, бледнолицая, с появившимися под глазами синими тенями и морщинками в уголках рта. И темно-карие глаза, светившиеся тогда радостью, счастьем, теперь потускнели, будто погасли; на бледном лице виделся какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, похожий на печать смерти. Ему стало ее жаль.

– Простите, что отнимаю у вас время, – извинилась она, – но я в таком состоянии… И не с кем посоветоваться. – Помолчала, кусая губы, чтобы не расплакаться. – Витя мой, Виктор Иванович, – поправилась она более строгой ноткой, – решил уйти от меня. Нашел другую. А он у меня один. Я люблю его, ухаживала за ним, как за ребенком. Вы видели, каким он приходил на службу: всегда выглаженным, начищенным, сытым и ублаготворенным. О том, чтобы я работала, он и слушать не хотел, сам, мол, обеспечит. Да, откровенно говоря, с семиклассным образованием не просто найти работу. Я согласна была пойти в официантки, в консьержки. Но Витя сказал, чтобы я и не думала об этом.

Все-таки не сдержала слез. Из глаз покатились крупные, как стеклянные бусы, слезинки. Геннадий налил стакан воды и дал ей:

– Вы успокойтесь, Настасья. Я понимаю, сочувствую вам, но поверьте, проблема не такая трагическая, как вы представляете. К сожалению, распадается не только ваша семья. И я вот потерял любимую девушку и до сих пор один. Не пропадете и вы.

Настя помотала головой.

– Не равняйте меня с собой. У вас профессия, положение, есть крыша над головой. А у меня? Где я буду жить, на что?

– Думаю, Виктор Иванович не оставит вас без копейки. Он обещал отдать вам все сбережения. На первое время вам хватит, а потом найдете работу…

– А жить где? – перебила она.

– К брату не хотите вернуться? Виктор Иванович говорил, что у него большой дом с мансардой. Сад, огород. Будете помогать его семье.

– Да его женушка с потрохами меня съест. Она и тогда ненавидела, называла деревенской клушкой, а теперь и вовсе… Брошенная. Ни к чему не годная. Нет, лучше заживо в гроб, чем к ней. – Она вытерла набежавшие снова слезы. – Без Вити… я и жить не хочу. Он был единственный мужчина, кто увидел во мне человека, полюбил… Что случилось, какая ведьма его околдовала…