Сергей Соболев - Последний выстрел Странника

21 апреля. Вечер

Центр Москвы

Я стою на площади среди собравшихся здесь людей; я нахожусь в самом эпицентре событий.

В ушную раковину вставлен микродинамик, в руке, опущенной в боковой карман куртки, смартфон. Я не различаю отдельных лиц, вижу лишь смазанные обезличенные силуэты. Я сам часть этой собравшейся на площади толпы; и я ощущаю ее мощную энергетику.

На сцене стоят известные, малоизвестные и совсем неизвестные личности. Их речам, их голосам внимает собравшаяся на площади толпа.

С некоторых пор принято называть этих людей «оранжевыми», «оранжоидами». Они, эти деятели, мнят себя властителями дум, они считают себя демократическими лидерами, истинными глашатаями прав и свобод, проводниками чаяний «креативного класса». Но они не самостоятельны, ими манипулируют, ими управляют. А некоторых из них, в случае необходимости, могут даже принести в жертву.

Они, эти «оранжевые», все вместе взятые ни на что не годны, кроме разговоров. Это про них сказано – бурление говен. Они, как показала практика, не способны сместить даже мэра в небольшом российском городе. Чего уж там говорить про высших должностных лиц государства.

Они были бы не опасны, а может быть, даже полезны – «полезные идиоты», – если бы не одно «но».

Помимо этих крикливых деятелей, существуют еще такие персонажи, как «Агент Оранж».

Один точный выстрел в Мемфисе в чернокожего проповедника Лютера Кинга привел общество к бунтам, погромам, массовым многомиллионным манифестациям. Он, этот единственный точный выстрел, сильно изменил Америку.

Один или несколько выстрелов в президента США Джона Кеннеди, а затем и убийство его брата Роберта, изменили всю американскую элиту. А затем американская элита стала менять весь остальной мир.

Я – «Агент Оранж». Или просто – Оранж.

Я лучший в своей профессии.

Я один стою их всех, тех, кто стоит сейчас на сцене. Мне достаточно дважды нажать на кнопку смартфона, обозначенную символом в виде звездочки, чтобы произошло событие, способное кардинально изменить судьбы многих.

Мои веки налиты свинцом. Саднит левый бок; бронежилет, надетый на мне минувшим вечером, спас мне жизнь – осталась лишь отметина в виде гематомы да еще трещина в ребре.

Чтобы оказаться здесь, на этой площади, мне пришлось через многое пройти. Некоторых из тех, с кем я соприкасался совсем недавно, к этому моменту уже нет в живых. Моя девушка, та, о которой я не могу не думать даже сейчас, в эту драматическую минуту, находится в смертельной опасности. И это обстоятельство, среди всего прочего, мне тоже приходится учитывать.

Я жду, когда к микрофону выйдет тот, чья фотография помечена черным маркером, тот, напротив которого в списке начертана цифра 2.

У меня в запасе есть еще немного времени, чтобы поведать свой вариант этой истории. О себе, о пережитом в последние несколько суток, расскажу в первом лице. Что касается остальных персонажей, иных из которых уже нет в живых, то здесь я вынужден полагаться на те сведения, которые мне известны к этой минуте.

Начну свой рассказ с одного события, которое произошло далеко от того места, где я сейчас нахожусь.

16 апреля

Остров Самуй, Таиланд

Наверное, я самый счастливый человек на всем белом свете. Все самое ценное, самое важное, единственное, без чего я не смогу обойтись и не смогу даже далее жить, находится здесь же, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Мне вполне достаточно для счастья того, чем я располагаю – здесь и сейчас.

Более чем достаточно.

– Милый, расслабься же наконец! – В голосе, прозвучавшем у меня над ухом, заключена ласковая требовательность. – Ты весь как из железа выкован!..

– Мне кажется, я предельно расслаблен.

– Устройся хорошенько! И постарайся не ворочаться!

– Куда руки-то девать? – шутливо поинтересовался я. – А можно…

– Нельзя! – перебила она меня, догадываясь, к чему я клоню. – Пациент, соблюдайте порядок! Сейчас по расписанию лечебные процедуры! Так что, Серый Волк, держите в ближайшие полчаса свои лапы при себе, а не то сделаю больно.

Тихий журчащий смех, при звуках которого у меня начинают мурашки по телу бегать, смягчил прозвучавшую угрозу «сделать больно». Надо было пролететь несколько тысяч километров, попасть в это удивительное место, чтобы лучше понять самого себя. Оказывается, я способен на самые отчаянные поступки.

– Доверься мне, – тем же ласковым тоном сказала она, после чего вновь положила свои прохладные, влажные от масла ладони мне на спину. – Расслабься, – повторила, как мантру. – И постарайся думать о чем-то приятном.

Я положил подбородок на руки, так, как это обычно делают люди, угодившие на стол к массажисту. Ника – так зовут мою женщину – уже вполне овладела приемами тайского массажа. Она очень восприимчива ко всему новому и как-то легко, без видимых усилий, так быстро, что порой меня это удивляет, овладевает навыками, на овладение которыми у большинства людей ушли бы недели, а то и месяцы.

Некоторым приемам тайского массажа Нику обучила местная девушка, нанятая нашими нынешними соседями, пожилой парой. Зовут эту миниатюрную молоденькую тайку Сумали. Ей двадцать, с ее же слов. Все здесь называют ее не иначе как Сью.

Когда я говорю «все», имеется в виду, что нас в местном комьюнити, разместившемся в двух бунгало – третье пустует – на берегу дикого пляжа в южной части острова, в данный момент всего пятеро. Мы с Никой, тайская девушка Сумали да еще двое немолодых янки.

Должен сказать, такое соседство лично меня вполне устраивает.

Я лежу на тонком жестком матрасе, положенном на пол. На мне нет и клочка одежды. На женщине, которая сидит в данную секунду на мне верхом, сжимая гладкими сильными ногами мои бедра, бикини и плотно обтягивающий нежные полушария топ ярко-оранжевого цвета.

Ее длинные чуткие пальцы выискивают самые потаенные мои кнопки, нажимая в известном лишь ей порядке то одну, то другую. Я смежил глаза и попытался – как мне было велено – расслабиться. Иногда мне кажется, особенно в такие мгновения, как нынешние, что Ника все еще подбирает ко мне ключи. Или, если угодно, пытается набрать некую кодовую комбинацию, при помощи которой ей удастся отворить тяжелую дверку бронированного отсека. В который, как в банковский сейф, я когда-то сам упрятал свою душу, после чего выбросил ключи и стер из памяти код доступа.

Но это мои вольные фантазии. Она, эта молодая женщина, за сравнительно недолгое время, кажется, успела изучить меня, мое тело, основательней, чем я сам за все свои тридцать шесть лет жизни. И, что меня не перестает удивлять, относится она ко мне много лучше, чем я того заслуживаю.