Кирилл Казанцев - Время пришло

– Но ты чуть не треснул меня своей железной штуковиной, – усмехнулся боец. – Помню твою физиономию в тот момент, Никита, – в натуре, несостоявшийся берсеркер…

– А этого чудика ты помнишь, – и Никита обменялся рукопожатием с худеньким молодым человеком, который застенчиво улыбался и украдкой косился на Ксюшу. – Как дела, Шу-Шурик? – он засмеялся. – Александр Горшков, работник КРАС-банка, отличный, но застенчивый парень, обладающий артистическими способностями.

– Нет у меня никаких способностей, – фыркнул младший менеджер. – Испугался – как и все, хотя прекрасно знал, что должно произойти. Кстати, я после твоего снотворного до сих пор хожу сонный, а Альберт Львович больничный взял.

– Окупятся твои издержки, Шурик, – уверил Никита и подвел девушку к последнему присутствующему – тот продолжал увлеченно раскладывать пасьянс. – И, наконец… барабанная дробь… – он выдержал эффектную паузу.

Человек в шляпе положил последнюю карту и повернул голову. Ксюша в страхе отпрыгнула! На нее смотрели маленькие, каверзные и злобные глазки контролера Кузьмича! Пальцы непроизвольно сложились в щепоть и потянулись ко лбу, чтобы начать оттуда крестное шествие.

– Перекрестись, лапа, перекрестись, – зловеще прогудел Кузьмич. – Может, исчезну… – и внезапно рассмеялся нормальным человеческим смехом. Разгладилось лицо, подобрели глаза. – Прости, лапа, но там камера была… в камере, – он и здесь хохотал над своими шутками, – я обязан реноме поддерживать. А то, что запугал, извини – тебя взбодрить надо было, ведь совсем ты расклеилась. Ты же взбодрилась после этого, не отрицай?

– Ох, Кузьмич, перебарщиваешь ты подчас, – укоризненно покачал головой Никита. – Неприятностей не оберешься с нами?

– Переживем, начальник, – отмахнулся Кузьмич. – Моя смена в полночь кончилась, формально я не при делах. А тот парень, что меня пропустил… он ведь надолго приболеет, да? А как начнет вспоминать, меня, наверное, тут уже не будет…

– Держи, Никита, – омоновец Богомолов сунул руку в нагрудный карман и вытащил компактный жесткий диск, обернутый в полиэтилен. – Ты оказался прав со своими соображениями. Ты был уверен, что ни в лесу, ни в поле, ни в поселке твоя подружка выронить его не могла – карманчик на молнии. А судя по тому, как искрит Пал Палыч, как приказывает обшарить болото, лес, – диска при твоей девчонке не нашли. Оставалось одно – она сама, сидя на дачке, когда осталась одна, предчувствуя, что ей на голову сейчас свалятся «пересветы», извлекла и сунула в какую-то щель. Чисто машинально. Так и вышло. Тетушка, которой разгромили дачу, не хотела меня пускать, я дал ей тысячу рублей… В общем, нашел под плинтусом. Он плохо закреплен, а под ним такая дыра…

Ксюша вдруг услышала свой тоненький смех – она и забыла про эту штуковину.

– Спасибо, Вовчик, – обрадовался Никита. – Подарок просто царский.

– Я, кстати, не удержался, посмотрел, – добавил омоновец. – Прикольная вещица. Пал Палыч страшно обрадуется, когда все это появится в сети.

– Спасибо вам, парни, – от души поблагодарил Никита собравшихся. – Ей-богу, без вас мы были бы тупы и беспомощны. Огромное спасибо и низкий поклон. И еще… – он немного смутился, поднял с пола сумку и поставил на стол. – Не хотелось бы вас обижать, ведь вы работали за идею, а не за деньги, но, надеюсь, не откажетесь принять этот скромный гонорар…

– Постараемся не обижаться, – оживился оперуполномоченный Ляпов.

– Потерпим, – согласился сисадмин Таманский.

– Ты продолжай, не останавливайся, – засмеялся Богомолов.

– Короче, здесь миллионов пять или шесть – поделите между собой? Не подеретесь?

– Обижаешь, начальник, – прогудел Кузьмич. – Мы же тут все интеллигентные люди.

– Вот это точно, не отнять… – как-то с сомнением почесал затылок «Шу-Шурик» Горшков.

На прощание обнялись. Никто не спрашивал, куда поедут Никита с Ксюшей, – понимали, что встреча последняя, и задавать подобные вопросы неприлично в порядочном обществе. Кузьмич обнял девушку, похлопал по спине, зловеще при этом подмигивая, а она обняла его, от Кузьмича все еще пахло тюремным коридором. Ксюша улыбалась, говорила любезности и только уже в машине, когда они остались одни, наблюдая, как разъезжаются «гости», расплакалась навзрыд, уронив голову Никите на плечо. Он оторопел, гладил ее по головке.

– Ну, что еще случилось, милая, ведь все хорошо… – и сам чувствовал, как щеки покрываются румянцем, горят, словно он пристроился рядом с открытой печкой.

– Вы кого-то убили там, на КПП, да? – всхлипывала Ксюша.

– Наветы, – возмутился он. – Палили в воздух, а били с Володькой Богомоловым кулаками. Клянусь, Ксюшенька, все живы, ну, побюллетенят чуток…

– Хорошо, – пробормотала она. – Но мы уже убивали – тех, в лесу… а потом на дачах… из-за нас погибла невинная девушка… Я понимаю, что если бы ты их не перестрелял, я бы пустила пулю себе в сердце – накатило на меня что-то… мы защищали свои жизни, поэтому приходилось убивать… но все равно, Никитушка, это мерзко, мы с тобой из относительно благородных «мстителей» превратились в гнусных убийц… Мы преступники, наше место на нарах, мы объявили войну зажравшимся властям, а в итоге превратились в таких же, как они…

Он молчал, сказать было нечего, девушка была абсолютно права. Закрываем лавочку и расходимся по домам?

– Я не хочу больше этим заниматься, Никита… – шептала она. – Устала, это мерзко… Хочу спокойной жизни, мечтаю просто жить, а не разрабатывать бесконечно какие-то планы. Хочу детей, нормальную работу, а это невозможно – теперь нас будут ловить по всей стране и когда-нибудь поймают…

Через минуту она успокоилась. Он включил мотор.

– Поедем куда-нибудь подальше, – попросила девушка, глаза блестели, но она уже не плакала. – Куда угодно, далеко-далеко. В Сибирь, на Дальний Восток, на Сахалин…

– Сибирь – это здорово… – задумчиво пробормотал Никита. – Остались еще в Сибири заповедные уголки, куда не добралась цивилизация с Интернетом – правда, с каждым годом их становится меньше, тайга в панике отступает. Ну, что ж, дорогая, на каторгу – так на каторгу. Считай, уже едем.

– Сколько у тебя осталось? – кивнула она на сумку у себя под ногами. Это была другая сумка – не та, которую Никита отдал своим «доверенным лицам». – Миллионов двадцать-тридцать?

– Четыре, – смутился он.

– Почему?

– Потому что кто-то очень щедрый и совестливый…

– Кто?

Оба засмеялись – разряжая обстановку. Никита уже трогался, когда девушка вдруг изменилась в лице, оно вновь стало жестким, неулыбчивым, сосредоточенный взор устремился на дорогу.

– Кудесника не наказали… – пробормотала она.

– Аркадий Григорьевич сам себя наказал, – отозвался Никита. – По слухам, жена от него уходит. Не нужен ей такой муж, которого скоро посадят. И с сыном не подфартило – вроде и вышел парень из больницы, да все никак не может вспомнить, сколько будет шестью шесть.