Альберт Байкалов - Крестоповал. Война совести

– Мало того, что из-за тебя сейчас Щербатый с Гвоздем сидят, так ты еще и на мокруху без спросу пошел…

– Дай мне шанс… Ведь я почти уже нашел…

– Обойдемся без твоей помощи. – Самурай огляделся, словно выбирая дерево, на котором он собирается вздернуть Хвастуна. Но бедняга знал, что даже такой метод наказания будет мучительным и ужасным. Самурай в лучших азиатских традициях просто повесит его за руки и вспорет живот. Так и бросит умирать, с висящими до земли сизыми канатами кишок… Хвастун уже был свидетелем такой казни одного из провинившихся «быков».

Ноги Хвастуна подогнулись, вмиг став ватными, и он рухнул на колени.

– И-ии!

– Не бойся, – ровным, обыденным голосом стал успокаивать Самурай. – Все мы там когда-нибудь будем. Только одни раньше, другие позже…

Осознание того, что совсем скоро он окажется за самой страшной чертой, о которой с самого детства размышлял с затаенным ужасом, ввергло Хвастуна в состояние ступора. Своего рода это сработал заложенный природой механизм, который не дает человеку сойти от такой новости с ума. Хвастун вдруг словно смирился с неизбежностью. Однако в следующий момент его буквально разорвала изнутри энергия, направленная на самосохранение. Он вскочил и бросился прочь. Но не успел сделать и пары шагов, как споткнулся о подставленную сзади подсечку кинувшегося следом Тонуса. Рухнув со всего размаху на землю, он зарыдал.

– Ты не имеешь права… Как? Меня? – Он вдруг отчетливо понял, что через какое-то время его не будет. Останется это небо, деревья, Клим, а он уйдет в небытие, так до конца и не успев насладиться этим мигом внеземного счастья под названием жизнь… Неужели мать растила его только для того, чтобы какой-то Самурай вот так в два счета отправил его в вечность? Кто он такой? Что он возомнил о себе? Какое имеет право распоряжаться чужой жизнью?

– У меня дочь! – с трудом шевеля языком, прохрипел Хвастун, отчего-то надеясь, что это известие вернет его в глазах Самурая из разряда рисковых и бесшабашных людей в строй обыкновенных семьянинов-обывателей, довольствующихся зарплатой бюджетника и спокойно коротающих вечера перед телевизором, а выходные на дачах. Отчего-то вмиг казавшееся смешным и ущербным существование этих маленьких, сереньких человечков, которых он грабил, а иногда и без сожаления убивал, показалось вдруг самой счастливой жизнью

– Хорошо, я дам тебе шанс…

Прозвучало это тихо, но Хвастун отчетливо разобрал каждое слово. В тот момент, когда Самурай это говорил, словно исчезли все остальные звуки.

Хвастун замер, весь превратившись вслух.

– Твою судьбу я доверю муравьям…

– Как это? – то ли сказал, то ли подумал Хвастун и посмотрел на стоящего позади себя босса.

Присев на корточки, тот разглядывал огромный, похожий на гигантскую кочку муравейник. У Хвастуна все похолодело внутри. Он еще не понял, что задумал изувер, но при упоминании этих маленьких насекомых испытал неописуемый страх. В какой-то момент Хвастун даже пожалел, что еще не умер. Зная, какое богатое воображение у Самурая, он весь сжался в ожидании приговора.

– Тонус, – выпрямился Самурай, – сходи и принеси из машины веревку и бутылку фанты. Зыка, помоги раздеться нашему другу.

– Что ты собираешься сделать? – ужаснулся Хвастун.

– Я отдам тебя на суд этим муравьям, – одними губами улыбнулся Самурай. – Если выживешь, привязанный по рукам и ногам к дереву, до того времени, когда я смогу сюда приехать, будешь иметь возможность еще поганить мир своим присутствием. Нет, – он развел руками, – извини.

– Они еще до вечера его по частям перенесут в свой муравейник, – цокнул языком Зыка. – Тем более на сладкое муравьи падки.

После побега злодея из амбара деревенские мужики собрались на сход, где порешили до приезда полиции охранять себя сами. Никто не сомневался, что Матвей вернется, чтобы забрать свою больную подружку, хотя сама она уверяла, будто он не преступник. Уже ни для кого не было секретом и то, с какой целью приехал сюда бандит. Выслушав Никиту Лукича, который рассказал про тайник, оставленный его с Леонтием прадедом, и о завещании деда Ермолая, все единогласно решили выполнить последнюю волю старца, тем более что многим здесь находящимся он приходился родственником, и это было своеобразным наказом всей старообрядческой деревне. Только так никто толком и не мог сказать, о каком Митрофане Харитоновиче написал прадед Никиты Лукича в иконке. Хотели спросить у старосты, который ко всему был самым старшим среди жителей по возрасту, но он даже не пришел на сход по причине хвори. Присматривающий за ним знахарь дед Арсений лишь сказал, что плох пока Никодим Игнатьевич и просил передать, чтобы его обязанности до выздоровления исполнял Яков Лукин. Тоже уже далеко не молодой мужчина жил напротив церкви. Не смея ослушаться, он назначил посты, распределил время дежурства и сказал, что делать, если объявится злодей. Первым делом увидевший его должен поднять шум, чтобы все проснулись, а дальше по обстановке. Ежели злодей попытается причинить плохое, не раздумывая стрелять в него. Хотя и здесь с осторожностью, желательно целиться по ногам.

Своим оружием Никита еще не обзавелся и на время отсутствия брата Леонтия взял его старенький дробовик. В патруль по причине того, что у него в доме подруга супостата, назначен не был. Когда на деревню опустилась ночь, Никита обошел дом, закрыл все ставни и сел во дворе на лавку. Было тихо и хорошо. Аромат ночной фиалки и сирени с душистым запахом цветущей черемухи заполнил двор. Тихо шелестели крылышками мотыльки у пробивающихся сквозь щели ставен лучиков света. Разбавленная грустным и таким родным пением сверчка, ночь была светлой. Даже видны были сучья стоящих сразу за огородом сосен. Глядя на такую большую и полную луну, Никита размышлял над всем, что произошло с ним с момента возвращения в Россию. К своему удивлению, постепенно он обнаружил, что эти несколько недель по насыщенности событий оказались сродни почти всей его жизни, в которой обыденность и размеренность лишь пару раз перемежались собственной свадьбой, похоронами преждевременно усопшей матушки да рождением детей. Здесь же чего только не было! Он встретил много родственников, познакомился с новыми людьми, проехал половину мира, обустроился в новом доме и получил свой земельный надел. Одновременно его несколько раз обманули, едва не убили, а теперь вот приходится быть сторожем собственной жены и детей. И все это на фоне радости не перестававшей ликовать по случаю возвращения на родину души.

От размышлений отвлек звук машины. Никита встал со скамейки и прислушался. Точно, она уже ехала по улице. Свет фар высвечивал с одной стороны росшие в палисадниках деревья и крыши домов. Это была не «Газель» Леонтия. Свет мощных галогеновых фар ни в какое сравнение не входил с обычными. Машина встала прямо напротив ворот его дома. Захлопали дверцы.