Михаил Нестеров - Бешеная стая

– Ты живой?

Она разговаривала со мной как со старым знакомым. Я отказался от эксперимента: дождаться ее, не подавая признаков жизни, а когда она наклонится надо мной, заключить ее в объятия. Рано .

Она принесла мне кофе.

– Наверное, чтобы я не спустился за ним на твой первый этаж?

– Точно.

– А утку мне принесешь?

Она снова рассмеялась.

– Не знаю, почему меня тянет к тебе.

Я решил приоткрыть ей глаза:

– Ты не исключение. Многих девушек тянет к парням с подмоченной репутацией.

– Но не всех.

Я подумал, что она захочет узнать подробности слежки за собой, с чего это началось, в какую форму облачила «старуха» распоряжение о наблюдении и сборе материала, порочащего прежде всего «старухину» репутацию. Но нет. Когда она была близка с ним, я тоже был рядом. Что она чувствует по этому поводу? Я даже вопрос толком не мог построить. И вообще это навязчивая идея, пора порвать с этой мыслью.

– У тебя есть выпить? Я просто псих, когда трезвый и голодный.

– Внизу есть бар.

Наш путь лежал мимо громадного рабочего стола, не остановиться возле которого я не мог.

– Можно посмотреть, над чем ты работаешь?

– Смотри, – разрешила она.

Зоя монтировала витраж на популярную рождественскую тему: вертеп, на котором разыгрывалась сцена рождения Иисуса – сам Младенец, Дева Мария, отец Иосиф, волхвы и ослик. Собранной была лишь четверть витража, а как будет выглядеть картина целиком, говорил эскиз.

– Работаешь на заказ? – спросил я, имея в виду этот витраж.

Она сказала: да.

И тут меня осенило:

– Теперь я понял. Ты работаешь в технике Тиффани. И ты выбрала местом встречи с Моисеевым отель «Комфорт Тиффани».

– Да. Во второй раз. Впервые мы встретились там вскоре после нашего знакомства. Администрация отеля купила у меня витраж.

– Здорово. Кстати, когда и как вы познакомились? – между прочим поинтересовался я.

– Как это часто бывает – в кино. В августе 2009 года. Мне он показался забавным парнем. Я подумала, что он заливает про высокую должность, солидный страховой бизнес. В общем, показался любителем пустить пыль в глаза.

– Какой фильм вы смотрели? – надтреснутым голосом перебил я.

– В Москве шла ретроспектива фильмов Квентина Тарантино…

– Тсс! – я приложил палец к губам и весь превратился в слух.

…Тишина. Звенящая тишина в этом заводском цеху. Неужели я ошибся и стук на первом этаже – лишь плод моего воображения?

Я огляделся. Мы с Зоей попали в огромную мышеловку. Здесь до соседей не докричишься, а пожарный выход – на первом этаже. На втором нет окон. Тут царил тот свет, который нужен был для Зои: для работы – искусственный дневной, для отдыха – приглушенный зеленый. Деревянные вертикальные колонны, похожие на пиллерсы, вспыхнут в одно мгновение и подожгут перекрытие; минута – и пол на втором этаже превратится в раскаленную сковородку. Нам с Зоей придется либо прыгать вниз, рискуя сломать себе шею, либо сгореть заживо наверху. Огонь – это фирменный стиль банды. Он причиняет невыносимую боль и уничтожает все следы. Из огня и родилась банда, как адская саламандра. Внизу кто-то был, и этот кто-то прислушивался так же чутко, как и я. Отвлечь бы его – но как?

Решение пришло моментально, и я бросился к звуковой системе с парой сабвуферов по 800 ватт каждый. Нажав на кнопку питания, я повернул ручку громкости до отказа. Я ожидал очень громкого звука, но ошибся. Ахнувший на всю мощь спаренный сабвуфер чуть не отбросил меня к стене, а высокочастотные динамики отработали на манер шумовой гранаты. Погас свет – оба этажа погрузились во мрак – я подумал, что разбились все лампы от мощных басов пульсирующего рейва. Но вот кромешную мглу прорезал сначала один ослепительный луч, потом другой – сверху и снизу. К ним добавилась еще пара, еще. Я закрыл глаза и поймал себя на сумасшествии: цех снова заработал, и ознаменовалось это торжественное событие выступлением группы электросварщиков. Я мог нахвататься зайчиков, но и мои визави оказались в таком же положении. Так что мне нельзя было терять ни секунды. Я взял Зою за плечи и поцеловал ее в губы:

– Классная у тебя дискотека!

Норовя сломать ноги на крутой металлической лестнице, безоружный, я бросился вниз. Стробоскоп неистовствовал, и я невольно смаргивал в такт светомузыке. Я оказался внизу, и это был единственный плюс, а так все мы по-прежнему оставались в одинаковом положении: на каждого давила тишина, а потом каждого оглушила и ослепила дискотека.

Я увидел одного из них в двух шагах от входной двери. Должен быть и второй; а может быть, их трое? А может, захлопнуть за мной мышеловку сюда явилась вся банда? Все отправились на вечеринку, никто не захотел остаться дома.

Он был одет в черный деловой костюм, а лучше сказать – в похоронный. Я не мог разглядеть его лица, потому что на него наложилась искусственная световая маска; я не мог проморгаться, поскольку световая пушка продолжала обстреливать пол, потолок, стены, живых людей, каждую секунду меняя цвета.

Высокий, под стать покойному Шатену, широкоплечий противник пошел на меня так решительно, как будто я увяз по колено в гудроне и не мог двинуться с места. Я поднял руки к подбородку, размялся, дернув плечами и головой. Второго я не увидел – я учуял его за спиной, но было уже поздно. Он обхватил меня сзади, прижимая мне руки к туловищу. Он весил рекордно много и был силен как бык; я не смог пошевелиться. Номер первый сблизился со мной и, припадая на обе ноги, с ходу ударил меня в солнечное сплетение. В голове у меня помутилось, и я повис на руках второго. Первый снова приложился ко мне, в этот раз двойкой: левой в печень, правой в голову. Я хорошо держал удар, и от этой торопливой, оттого несильной связки очухался быстро. А дальше пошел на уловку, которая частенько меня выручала. Я уронил голову на грудь, подогнул колени и опять повис на руках номера второго. Но тот и не думал отпускать меня. Первый снова коротко замахнулся. Я не дал ему еще раз проверить на прочность мои ребра и, отталкиваясь, как от стены, от его напарника, ударил его ногами в грудь. Он отлетел к двери, упал, начал вставать, снова упал. Под рейв и слепящий беснующийся свет он походил на брейкдансера.

Второй еще крепче сжал меня в своих объятиях. Эти двое были неразлучными друзьями, наверное, и понимали друг друга с полнамека. Первый подбежал ко мне и со всей силы бросил руку в прямом убийственном ударе. Мне оставалось только убрать голову, и вся сила его обрушилась на другую. Номер два не устоял. Его хватка наконец-то ослабела, и он опустился за моей спиной на пол. Остальное было делом техники. Своему обидчику я отплатил его же монетой: провел наработанную двойку, от которой валились на ринг тяжеловесы – левой в печень, правой в голову. Он опустился на одно колено, схватившись рукой за бок и судорожно хватая ртом воздух. Повернувшись к нему боком, я поднял ногу для завершающего этот поединок удара. Номер второй, находившийся в нижнем партере, снес меня с ног подсечкой.