Михаил Нестеров - Бешеная стая

Мы с ней как будто сговорились назвать его именно так.

– Передать ему трубку?

– Конечно, я поговорю с ним, – согласился я и дал знак боксеру: погоди, не заводи машину.

Мне показалось, что во время эстафеты передачи телефона я расслышал шепот, как будто Зоя его о чем-то попросила, а он пробурчал что-то невнятное. Я представил их себе как двух заговорщиков… как Розенкранца и Гильденстерна. Почему пришло это сравнение – не знаю. Но в мыслях я пошел еще дальше и буквально увидел, как они подкинули монетку и она снова упала орлом. А я выбрал решку…

– Да? – спросила трубка голосом парня с обложки.

– Юрий Михайлович?

Я вынудил его еще раз дакнуть в трубку. И продолжил:

– Я приеду через час. Мне сначала нужно будет заглянуть в кабачок «13 стульев».

– Только не налакайтесь там. Мне можно вешать трубку?

Я рассмеялся после того, как связь с ним оборвалась. Смех мой был нервный, но я испытал облегчение. До встречи с Юрием Моисеевым мне предстояло получить «официальное опровержение» Вадима из «13 стульев». Теперь у меня не осталось сомнений – официант скажет: «Нет, этого человека я вижу впервые», – и вернет мне снимок Юрия.

Я назвал боксеру адрес кабака.

– Я знаю, где это, – ответил он, выезжая на шоссе Энтузиастов.

– Ты следил за мной?

– Только чтобы отвезти домой – если ты надерешься в стельку, – пояснил Олег, вливаясь в запруженную дорогу.

– Вы что сегодня, сговорились?

Сегодня была смена Вадима Зубко. Я поздоровался с ним кивком головы и, дожидаясь, когда он обслужит двух девушек со следами тяжелой ночи на лице, в очередной раз осмотрелся здесь. Я был готов к любым неожиданностям; уверенности мне придавал боксер, прикрывающий мой тыл.

Наконец Вадим подошел ко мне и в первую очередь извинился:

– В тот день не смог вырваться на работу. Ты приходил?

Я кивнул и дал ему посмотреть на снимок. Вадим очень уверенно сказал:

– Это не он.

– Точно?

– Точно.

– Посмотри еще раз.

Вадим покачал головой:

– Как тебе сказать… Я не запомнил лица того парня, но узнаю его, когда увижу.

– Да, мне знакомо такое состояние.

Мы попрощались, и я пожелал ему доброго дня. А когда плюхнулся в машину, боксеру пожелал побыстрее доехать до дома-мастерской Зои.

– Так бы сразу и сказал, что едем на работу, – съязвил он.

– Смотри на дорогу, юморист.

Фасадная часть дома-мастерской служила парковкой не только для автомобиля хозяйки. Напротив «законного» места на стене был нарисован стилизованный знак инвалида в коляске, и автором этого произведения была Зоя. Около десятка автовладельцев из ближайшей пятиэтажки парковали тут свои машины. Из десятка автомобилей я выделил черный «Форд Эксплорер».

– Тот самый?

– Тот самый, – подтвердил боксер, на автомате расстегивая пиджак, под которым топорщилась кобура с пистолетом.

С переднего сиденья на меня хмуро взирал вчерашний мой соперник – амбал под центнер. Судя по широкому пластырю под левым глазом – это он держал меня сзади, а тот, что нокаутировал его, держался в его тени на месте пассажира – как будто вины на нем было больше.

– Нет, – я покачал головой, заодно отвечая на вопрос боксера: – Нет, это не «Бешеные псы», это здоровые щенята.

Словно в подтверждение моих слов дверь мастерской открылась, в проходе нарисовался Юрий Михайлович Моисеев. Он ждал меня, стоя за дверью, решил я, вылезая из машины и замечая его жест, адресованный его охранникам, или кто там они, не знаю; они были готовы сорваться со своих золотых цепей на шее и порвать меня в клочья.

Поравнявшись с «Фордом», я сыграл с огнем:

– Ты не заразный? Смотри не укуси моего водилу.

– Не все дороги широкие, – философски заметил амбал с пластырем. – На узкой мы с тобой точно не разойдемся.

– Денис! – прикрикнул на него Моисеев. – Помолчи сегодня, ладно? – И поздоровался со мной, пропуская меня внутрь. И только когда дверь за мной захлопнулась, он протянул мне руку. Я пожал ее.

– А где хозяйка?

– Я здесь, – Зоя махнула мне рукой со второго этажа.

На ней была свободная юбка, и я снизу увидел край ее трусиков. И не нашел ничего другого, как ответить:

– Вижу.

– Зоя рассказала мне все, – сообщил мне парень.

– Все, что знала, – уточнил я.

– Мне хватило и этого. Я бы не стал останавливать своих людей, если бы узнал, кто ты, еще вчера. Они бы обломали тебе ребра в любом случае.

– Но они этого почему-то не сделали. Может, выпьем чего-нибудь из бара хозяйки? Он, кстати, на первом этаже. Здесь же ванная и туалет. Спальня на втором. Кровать очень удобная.

– Обойдешься без выпивки.

Он подошел к горке, которая терялась в этом большом помещении, и налил себе коньяка. Мне на помощь спустилась Зоя. Она лично налила мне рюмку, и я выпил ее в один глоток. Я отлично понимал Юрия, поскольку днями раньше столкнулся с точно такими же чувствами: Зоя едва не съездила мне по роже. Чего же ждать от этого парня?

– Об этой встрече ты тоже доложил моей?

Мне пришлось уточнить:

– Твоей старухе?

Его глаза налились кровью. Броситься на меня ему не дала Зоя, ее молодое, сочное тело и его искренние чувства к этой женщине, – он понял это быстрее, чем я ожидал от него: мне не пришлось давать ему отпор, а потом снова вступать в бой с его гладиаторами. Совсем коротко это звучало так: он много раз ходил на сторону от своей старухи, но услышал об этом впервые. Прямо загадка природы какая-то.

– Нет, я ей не звонил. Но позвоню, когда мне будет нужно повидаться с Зоей.

– Подонок! – сорвался он на крик.

– Подонок обломал бы вам кайф. А мог бы запустить пивной полторашкой, в которую мочился, следя за вами из машины, вам в гостиничный номер. В отличие от тебя, я видел абсолютно все.

– О чем вы говорите? – прикрикнула на нас Зоя.

– Откуда мне знать? – пожал я плечами. – Лично я сегодня уяснил одну вещь: этот парень не Розовый. Что-то ближе к Синему.

Я ушел по-английски, не прощаясь.

Боксер спросил меня, куда ехать-то, – я покачал головой, вкладывая в этот жест многое: никуда ехать не надо, посиди молча, мне не мешай.

Я понял и другую вещь: я еще не остыл после ссоры с Виталием Аннинским. Он был неправ в той же степени, что и я. Мы оба погорячились. Он требовал свое, я отстаивал свое. Он смотрел на мир через свои очки морали, я через свои. Мне не стоило распускать руки. Я часто об этом забывал и часто же считал свое умение драться последним аргументом. И все же я не до конца разобрался в этой ситуации. Мне понадобилась еще минута, чтобы понять очевидное: Аннинский охладел ко мне не потому, что я не хотел с ним по-братски поделиться, а потому, что не захотел делить с ним риск. Он действительно беспокоился за меня, как за брата, и скрывал эти чувства за сухими фразами: все мои ходы должны быть доступны ему, мои неприятности в Столярном еще не закончились. Он не хотел помешать мне на официальном уровне. А его слова «они грохнут тебя» прозвучали не без горечи – это я отметил только сейчас. Он всегда был моим напарником и не забыл этого, а моя память оказалась девичьей.