Сергей Москвин - Активная мишень

Я повернулся к своим бойцам. Ну и видок же был у них. У Ворона до крови расцарапана щека – все-таки напоролся на какой-то сук. У Сверчка на лице царапин не было, зато на потный лоб налипли лохмотья оборванной паутины, а голубые пижонские джинсы сплошь усеяны прицепившимися колючками-семенами. В иных обстоятельствах я непременно отпустил бы какую-нибудь остроту на счет их неказистого внешнего вида. Но сейчас обстановка не располагала к шуткам, и я ограничился постановкой новой задачи:

– Перейдем ближе к ЛЭП. Отсюда верхние секции опор не просматриваются.

Мы снова вернулись в лесополосу, но теперь двигались вдоль опушки, где деревья росли все же пореже и идти было несравненно легче. Иногда я видел в просветах между ветвей интересующую меня опору. Один раз даже остановился и вновь навел на нее бинокль. Результат оказался тем же. Мы все еще находились слишком далеко от ЛЭП, чтобы за перекрестьем решетчатых перемычек можно было разглядеть затаившегося на опоре человека или убедиться в его отсутствии. Сверчок по моему примеру тоже начал изучать опору в бинокль. Но я зашагал дальше, и он, поспешно сунув свой бинокль под куртку, припустил за мной.

Когда впереди показалась просека, я подал знак своим бойцам, и мы перешли на крадущийся шаг. Не скажу, смог бы услышать взобравшийся на опору корректировщик наши шаги, но я решил не рисковать. Осторожно ступая по траве, мы подошли к краю просеки. Отсюда, даже не выходя из леса, можно было увидеть две опоры: ту, которую я наблюдал, и следующую, отстоящую от первой на добрых четыреста метров. Если при прокладке ЛЭП все опоры возводились на одинаковом расстоянии друг от друга, тогда третья из них находится на удалении тысячи двухсот метров от атомной станции. Логика и интуиция подсказывали мне, что корректировщик террористов должен располагаться на первых двух опорах. Пусть такое предположение противоречит моему прошлому утверждению, что корректировщик постарается обосноваться как можно дальше от АЭС, зато оно вполне в духе Рубеи, с легкостью рискующего жизнями своих людей, а то и вовсе посылающего их на верную смерть.

Показав Сверчку и Ворону два поднятых пальца, я указал на вторую опору. Пусть вдвоем занимаются ею, а я тем временем закончу осмотр первой. Оставив меня, парни двинулись ко второй опоре. Но уже на первом шаге под ногой Сверчка хрустнула ветка. Я повернулся к нему и сделал страшные глаза. Сверчок испуганно закивал мне в ответ – все понял, исправлюсь, – и беззвучной тенью заскользил между деревьями вслед за Вороном. Ничего, научатся. Я из них еще таких волкодавов сделаю… Поняв, что отвлекаюсь, я поспешно взял в руки бинокль и навел его на интересующую меня решетчатую мачту.

На ближней ко мне части верхнего «крыла» никого не было. Теперь я мог это сказать со всей определенностью. А вот обращенную в противоположную сторону часть поддерживающей провода конструкции рассмотреть никак не удавалось. Взглянуть бы на нее с другой стороны просеки. Но как туда попасть незаметно для корректировщика?.. Так, вот провод, естественно голый. Вот поддерживающая его гирлянда стеклянных изоляторов. Вот край верхней поперечной опоры. Его видно достаточно четко. А дальше сплошной частокол из обеспечивающих необходимую жесткость конструкции вертикальных, наклонных и горизонтальных стальных перекладин. До вершины опоры всего-то метров сто пятьдесят. В бинокль она вообще видна как на ладони, а не рассмотришь.

Опустив бинокль, я недовольно вздохнул и сразу услышал за спиной осторожные приближающиеся шаги. Оглянулся – Ворон. Позади него в десяти метрах маячил Сверчок. Бедолага так старался шагать бесшумно, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, что отстал от своего напарника.

Ворон вплотную подошел ко мне, и я вопросительно взглянул на него.

– Чисто, – прошептал в ответ он, почти не размыкая рта. – Никого.

Быстро же они пришли к такому выводу.

– Тщательно смотрели?

– Конечно, – Ворон, по-моему, даже обиделся. – Можете проверить. Я кивнул:

– Обязательно проверю. А теперь взгляни сюда, – я указал ему на первую опору.

Ворон припал к своему биноклю и принялся осматривать поднимающуюся на двадцать метров над землей решетчатую конструкцию. Я не стал подсказывать ему, где следует смотреть, молча стоял рядом и наблюдал за ним. Через полминуты к нам присоединился Сверчок, а Ворон все продолжал изучать опору ЛЭП. Наконец он опустил бинокль и, не оборачиваясь ко мне, произнес:

– В верхней секции нет просвета между элементами жесткости. А на аналогичных элементах нижней секции налипла земля.

Земля?! Я поспешно схватился за свой бинокль. Нижнюю секцию я не осматривал вовсе. Укрыться человеку там было негде, и я ее попросту пропустил. И, как оказалось, напрасно. По крайней мере на двух накосо сваренных металлических профилях в основании опоры налипли совсем небольшие, но отлично различимые в бинокль комочки грязи. Грязь на армирующие профили основания могла попасть только с обуви взбиравшегося на опору человека! Ай да Ворон. Утер нос командиру. Я сейчас же направил бинокль на вершину опоры. Что он там говорил про отсутствие просвета? Как бы часто ни располагались армирующие балки, между ними должны оставаться просветы. А у нас… ни просветов, ни щелей. Значит, что-то или кто-то их заслоняет.

Я облизал вмиг пересохшие губы – неужели нашли?! И шепотом обратился к Ворону:

– Твое мнение?

Молчание. Ворон почему-то тянул с ответом.

– Надо понаблюдать, – наконец произнес он, когда я уже собирался повторить вопрос. – Если там засел корректировщик, он рано или поздно выдаст себя. Не может же человек обходиться совсем без движений.

Рано или поздно – если бы у нас еще было время на длительное наблюдение.

– Надо заставить его обнаружить себя. Чем-то привлечь его внимание.

– А чем? – живо поинтересовался Сверчок.

Во время войны во Вьетнаме партизаны не раз с успехом применяли такой прием. Какая-нибудь вьетнамская девушка пристраивалась помочиться на глазах американских часовых или парень с девушкой инсценировали занятие любовью. Бравые янки, конечно, во все глаза пялились на такую экзотику. А партизаны тем временем, практически у них под носом, успешно преодолевали линии заграждений.

На подготовку аналогичного спектакля у нас не было ни исполнителей, ни времени, поэтому я предложил Сверчку более простой вариант:

– Сделаем так. Ты сейчас выйдешь на просеку и погуляешь по ней минуты две, затем снова войдешь в лес по другую сторону просеки. Только вид у тебя при этом должен быть самым мирным, чтобы корректировщик, не дай бог, не решил, что ты собираешься его атаковать.

Пару секунд он соображал, потом принялся расстегивать свою ветровку. Спустя еще полминуты, оставив нам с Вороном ветровку и наплечную оперативную кобуру, Сверчок вышел из леса. Помимо ветровки, он снял и рубашку, в карман которой переложил из ветровки свою рацию, а рукава рубахи завязал у себя вокруг талии, прикрыв таким образом засунутый за пояс пистолет. Критически оглядев перед этим раздевшегося до пояса Сверчка, я посоветовал ему прикрыть голову, якобы от солнца, носовым платком, что он тут же и сделал. С этим мятым носовым платком на макушке низкорослый, голый по пояс Сверчок приобрел сугубо гражданский и совершенно не героический вид. Не знающему Сверкунова человеку надо было иметь очень развитое воображение, чтобы в его нынешнем виде принять Сверчка за бойца спецподразделения. Но, как любит говорить во время учебных занятий начальник нашего оперативного отдела полковник Бондарев, настоящий спецназовец должен уметь перевоплощаться.