Дмитрий Черкасов - Потоп

Но нет, имени Марианны не прозвучало, а уже за одно это Рокотов готов был расцеловать Ясеневского в обе мясистые щеки.

— Первые двое — заложники. Сестра и водитель «скорой». Вряд ли они еще живы, вынужден предупредить.

— Понятно. Третий?

— Ты сам знаешь.

Влад прикрыл глаза:

— Коротаев?

— Коротаев. Ты его личный враг. Он жизнь положит, но доберется до тебя…

— Это верно… И жизнь положит, и до меня доберется. Одновременно… Ну а как мы поступим с Иваном Ивановичем, которого вы упорно не называете, с Касьяном Михайловичем и прочими действующими лицами драмы?

Ясеневский хрюкнул:

— На твое усмотрение. По обстоятельствам.

Подумав, он назвал Рокотову истинное имя Ивана Ивановича.

— Однако, — покачал тот головой.

— Вот тебе и однако, — пробурчал генерал.

Рокотов посидел, держась за виски.

— Вернемся к тому, с чего начали, — предложил он в копне концов. — Шныга говорил о каких-то баках.

Ясеневский выглядел сильно уставшим и постаревшим лет на десять.

— Баки… — пробормотал он. — В баках могут подвозить взрывчатку для заливки в скважину…

— Возможно. Но там уже выстроены железнодорожные ветки. Я все-таки успел ознакомиться кое с какими стенограммами.

На лице генерала вдруг изобразилось удивление:

— Ветки? Уже? Нет, я не знал… Потом, в этом случае говорили бы о цистернах…

— Они не дают мне покоя, эти баки. Мне кажется, ваш Иван Иванович подумывает подстраховаться. Возможно, он вообще надеется преподнести весь катаклизм как теракт. Я очень прошу вас, товарищ генерал, еще раз подумать над ближайшими массовыми мероприятиями и подготовить список. У меня, поймите, выработалось чутье.

— Я же тебе обещал. — Генерал вдруг опрокинул в себя полный бокал «Каспия». — Любая помощь. Хочешь, в ноги бухнусь и целовать буду?

Он сделал движение как будто в немедленное исполнение своего предложения.

Рокотову пришлось подобраться на диване, чтобы генерал, внезапно опустившийся на четвереньки, не смог до него дотянуться.

«Носки не менял», — пронеслось в голове.

Мысли о носках сменились другими — о краях родных, но чуть более суровых, чем к которым он привык.

— Лучше вы помоете здесь полы, — сказал он. — Если меня не станет.

«Значит, нам туда дорога, значит, нам туда дорога… Брестская улица… на Запад нас ведет…»

Полная чушь, конечно.

Дорога — она и вправду туда.

На северо-запад.

Итак, Рокотов, как ни было в этом неприятно признаться себе, понял, что его снова использовали втемную.

На сей раз им манипулировал неплохой человек, не какой-нибудь монстр уровня Одиночки. Но это не особенно утешало.

Факт манипулирования огорчал сильнее.

Налицо был коммерческий спор, в котором обе стороны вынули из ножен политические шпаги. И Рокотова, как д’Артаньяна, молили спасти королеву и вернуть подвески.

Впрочем, метафора неудачная, ибо речь шла о большем.

Туда дорога…

Оно ясно, оно понятно. Он съездит на эти буровые и выяснит, в чем там дело. Но баки — проклятые баки — не давали ему покоя.

На хрена и какие сдались этим нелюдям баки? Неужели для такой акции достаточно жидкой взрывчатки, залитой в баки? Тут тектонические катастрофы, совсем иные масштабы…

Сам по себе процесс представлялся уже понятным — в общих чертах. Особым методом бурится скважина — Касьян Михайлович не покривил душой, когда признал, что шахты не будет и людей в шахте тоже не будет. В скважины заливается гадость…

Огонь, запал или что еще — и город Санкт-Петербург исчезает с политической карты мира.

Из-за ружья.

Из-за гусака.

Из-за того, что два микробарона чего-то там не поделили, и первый отправился с ябедой к губернатору.

Да еще из-за безумных идей, которые — с детства, не иначе — втемяшились в голову деятельному дураку. Возможно, он начитался Майн Рида или Буссенара. Потом на это легли фильм «Петр Первый» и поэма «Медный всадник».

Хотя Влад сомневался, что Боровиков мог столь сильно впечатлиться творчеством Пушкина. Осмотр особняка позволял заподозрить, что тот, как многие грешные люди, впечатлялся иными вещами…

Итак, баки.

Визит представителя Ватикана… Ну уж нет, извините. Много чести.

Памятник. Это тоже мелко.

«Русские богатыри»?

Влад задумался. Это было прославленное звено истребителей, которое показательно летало над городом и демонстрировало разные воздушные трюки. Заподозрить их в заговоре — последнее дело. Классные мужики. Но базу… вот базу неплохо бы навестить.

Перед вылетом.

Когда состоится выступление? Послезавтра? Нет, еще два дня есть.

Но вся эта братия зашевелилась и тянуть не будет…

Ясеневский уже ушел, но Рокотов бесстрашно связался с оскоромившимся начальством и затребовал для себя специальный допуск.

— Там муха не пролетит. — Голос генерала звучал утомленно.

— Там летают истребители, — напомнил Влад. — Мне нужно проникнуть в ангары… осмотреть все, на чем они полетят. Нет, они сами пока вне подозрений.

«Как и вы сами», — захотелось добавить ему.

Генерал выдержал паузу.

— Хорошо, — отозвался он наконец. И удивленно добавил: — В конце концов, генерал я или что? Будет тебе допуск. Но ты должен быть на местности не позднее послезавтрашнего дня. Это понятно?

— Не совсем. О какой местности идет речь?

— О той самой. Где буровые установки.

— Оперативно. Могу завтра вечером, — не стал спорить Влад. — Мне только взглянуть…

— Они тебе все покажут. Правда, радушного приема не обещаю. У них полкан… — Ясеневский закашлялся в трубке.

— Я тоже не подарок, — бодро отреагировал Рокотов.

— Это я знаю… Значит, все же «Русские богатыри»?

— Это единственная возможность, заслуживающая серьезного рассмотрения.

— Ну, будь по-твоему.

Генерал, явно недовольный просьбой, отключился. А ведь еще недавно грозился целовать ноги…

Рокотов обернулся, прощальным взором обводя всю свою микробиологию.

Возможно, в астрологии есть своя правда, и покойный Рубинштейн был прав. Ракообразные оказывались явно не по части Влада. В скором времени примерно о том же подумал его внезапно ослепший неприятель. Об астрологии, не о рачках.

Утро выдалось нелетное, но над аэродромом стоял такой грохот, что Рокотов, позоря фамилию, то и дело пригибался.

Генерал Ясеневский сдержал слово: с Владом общался новый, уже прославленный полковник, участник боевых действий на Северном Кавказе, подтянутый, самоуверенный и не считающий себя чем-либо обязанным спецслужбам.

Его фамилия была Корнеев, и он считался человеком с незапятнанной репутацией.

Это был безупречный офицер.

Когда позвонили из ненавистных ему органов и попросили оказать поддержку какому-то вшивому агенту, Корнеев поначалу пришел в ярость.