Кирилл Казанцев - На всякого блатного найдется пуля

Чалый быстро все сообразил и поднял лист фанеры, прикрывавший пролом в полу. Дыра вела в крохотную комнатку, заваленную мусором и всяким хламом. Чалый полез первым. Седой спустил девушку, а затем спустился сам, прикрыв пролом фанерным листом, как было. В это время менты снаружи драли глотку, предлагая им сдаться.

К этому времени спецназовцев внизу уже не было. Все были наверху. Седой аккуратно выглянул в окошко и увидел двух амбалов в камуфляже, в масках и с автоматами, охранявших подходы к дому. «Здесь не пройдешь», – решил он и на цыпочках прокрался к двери на другой стороне, поманив за собой Чалого. Девушка послушно семенила рядом. Седой решил, что убьет ее, если их припрут к стенке и не будет выхода. Пусть и его потом мочат. Плевать. Он всю жизнь провел по тюрьмам, растерял все здоровье и чувствовал, что новый срок станет для него последним. Лучше сдохнуть на воле, чем на нарах.

К удивлению Седого, с торца здания не было никого. Нужно было преодолеть лишь десять метров до кустов, а там ищи ветра в поле.

– Братан, по ходу, маза прет, – шепнул он Чалому. – Я с ней первый двину, а ты нас прикрывай.

– Давай, погнали, – кивнул Чалый.

Они выскочили и бросились к кустам. Тут же хлопнул негромкий выстрел, и Чалый рухнул на землю. Его бедро было страшно разворочено пулей. Из раны хлестала кровь. Хрипло вопя, Чалый выстрелил в сторону, откуда послышался выстрел. Вторая пуля точно вошла ему в глаз. Следом появились спецназовцы. С десяток стволов смотрели в лицо Седому. Он прижал к горлу заложницы лезвие заточки и заорал в отчаянии:

– Не подходите, падлы! Я ей глотку перережу!

– Отпусти девушку и сдавайся! – проревел в ответ командир группы, будто и не слышал его слов.

– Я сказал – назад, – взвизгнул Седой. Лезвие так вдавилось в кожу заложницы, что показалась кровь.

– Эй, не дури, – крикнул ему командир группы, опуская оружие, – мы не будем стрелять. Уходи. – Он говорил это, рассчитывая на то, что Седой начнет отходить, уберет от горла девушки нож, чуть отстранится от нее, и его в этот момент снимут снайперы. Оба доложили, что он у них на мушке, но мешает девушка. – Ждите, – шепнул он им в микрофон.

– Я ухожу! Не двигаться, – истерично прокричал Седой.

– Да черта с два, – рявкнул ему Гудков, вышедший сбоку.

Резко выхватив пистолет, он одним выстрелом снес полголовы Седому, и тот рухнул на спину, широко раскинув руки. Заточка выпала из разжавшихся пальцев. Он был мертв.

– Майор, ты что, с катушек слетел? – искренне возмутился командир спецназа. – Тебе здесь не тир!

– Какие вопросы? – осклабился Гудков, указывая на забрызганную кровью девушку. – Заложница жива, этот козел мертв. Че тебе еще?! Мне просто надоело стоять и смотреть, как вы тут сопли жуете.

– Чего ты сказал? – с угрозой спросил командир спецназа, приближаясь к старшему оперуполномоченному.

– Да что слышал, – с вызовом ответил Гудков, расправляя плечи. – Я таких, как ты, в армии…

– Ну все, хватит, парни, успокойтесь, – втиснулся между ними Сажин, – надо работать. Саныч только что звонил.

Упоминание о начальнике УВД сразу отрезвило всех. Гудков расслабился и схватил сотовый, чтобы лично доложить Решетникову об освобождении дочки Луганского. Сделать это надо было раньше других, чтобы представить все события в выгодном для себя свете. Он как раз ждал ответа, когда по рации передали, что у Дома правительства идет настоящая война со взрывами и перестрелкой.

– По коням, – коротко скомандовал Петр Лагудин.

Гудков хотел рвануть вслед за спецназовцами, но, подумав, что можно найти занятие и подостойней, выключил рацию. Со всякими террористами и спецназ разберется. Им там делать нечего, а то огребешь еще шальную пулю. За террористами не заржавеет. Да пусть они там хоть все правительство разнесут, а Юхно на воротах повесят – ему плевать. Здесь дела намного важнее. Можно сказать, вопрос жизни и смерти. Вытащив фотографию Асколова, он показал ее арестованным бомжам, которые стояли на коленях у дороги:

– Я хочу знать, где этот человек?

Арестованные молчали.

– Хорошо, – улыбнулся Асколов и, повернувшись к лейтенанту, что караулил арестованных, скомандовал: – Расстрелять всех.

– Как расстрелять? – изумился лейтенант.

– Как расстрелять? – загудели взволнованные бомжи. – Это незаконно!

– Заткнитесь все! – рявкнул на них Гудков. – Свидетелей здесь не будет. Положим всех и скажем, что оказали сопротивление. На хрена возиться с такими уродами, как вы! Если вы вдруг исчезнете, никто даже не хватится.

– Че, прямо здесь, может быть, и расстреляем? – предложил Сажин, подыгрывая напарнику, и незаметно подмигнул лейтенанту. Тот все понял, достал из кобуры пистолет и проверил обойму на виду у всех.

– Эй, вы чего! Так нельзя! Мы же ни в чем не виноваты! – стали галдеть наперебой «приговоренные».

– Стреляй в башку, чтобы сразу наповал, – с серьезным видом посоветовал Гудков оперу и двинулся к первому из ряда, поднимая пистолет. Это был плюгавенький мужичонка лет под шестьдесят, небритый, немытый, в рванине, с испуганными мутными глазами.

– Эй, не надо, я видел этого мужика, что на фотографии, – завопил бомж, пятясь.

– Где видел? – с угрозой уточнил Гудков.

– Здесь видел. Это он девку привез. Я все видел. Чалый и Седой потом решали, что делать… Они у нас тут за главных были.

– Так, молчать, – рявкнул на него Гудков и обратился к остальным, показывая фотографию: – Еще кто-нибудь знает что-нибудь про этого мужика?

Снова молчание.

– Так, этого мы возьмем с собой, – указал Гудков на признавшегося, – остальных в управление.

– А на кой они нам там? – не понял сначала Сажин. – Давай возьмем только тех, кто в доме был.

– Завтра в газетах напишут, что в результате масштабной спецоперации сотрудниками милиции обезврежена банда, занимавшаяся похищениями, убийствами, грабежом, хранением оружия и т. п., – ответил Гудков, понизив голос. – Их всех можно привлечь по куче статей. Мы так за два дня план за квартал перевыполним.

Пока Сажин усаживал в машину бомжа, старший оперуполномоченный справился у врачей «Скорой помощи» о здоровье Луганской. Девушка лежала на каталке, подключенная к капельнице и кардиографу. Ему сказали, что у потерпевшей шок, множественные ушибы, ссадины, но ничего смертельного.

– Она когда-нибудь придет в себя или так и останется заторможенной? – нетерпеливо поинтересовался Гудков. Ему надоело слушать непонятные термины и хотелось получить простой, ясный ответ.

– Да, станет, но не сразу, – заверили врачи.

Удовлетворившись ответом, Гудков сел в свою машину и поморщился от запаха, витавшего внутри. Он понял, что поступил опрометчиво, велев Сажину усадить в тачку бомжа, поспешно открыл окно и, повернувшись к задержанному, еще раз показал фотографию Асколова: