Максим Шахов - В прицеле – Олимпиада

Тон его стал хотя и не враждебным, но пугливо-настороженным.

— Батя твой просил заглянуть к вам, привет передать, — успокоил он пацана.

— А что же ты мне там, на дамбе, не сказал? — все еще недоверчиво спросил Тузленок.

— Откуда же я знал, что ты сын Виктора?

Из ванной комнаты показалась Клавдия. По ее лицу уже нельзя было бы сказать, что она только что плакала.

— Петя, мой руки и обедать, — распорядилась она и посмотрела на Поручика. — Тебя тоже касается.

Борщ был невероятно густым, с жирной поджаркой, густо заправленный сметаной. Поручик намазал на кусок черного ноздреватого хлеба слой горчицы, отправил в рот и поперхнулся.

— Ядреная, зараза!

Все засмеялись. Клавдия, глядя в тарелку, осторожно спросила:

— Как он там?

— Скучает, — ответил Поручик. — Я бы даже сказал, тоскует…

Она отложила ложку.

— Господи, ну почему он такой дурак? Дома он тоскует по своему морю, а в море — по дому…

После домашних котлет с макаронами и абрикосового компота Поручик предложил помыть посуду.

— А то я что-то совсем замучился от безделья.

Тузленок, преисполненный удивления, вызвался вытирать вымытые старшим лейтенантом тарелки.

Клавдия поначалу и слышать об этом не хотела, потом махнула рукой:

— Валяйте. А мне барахло привезенное разобрать надо. Второй день тюки стоят не распакованные.

И покинула кухню.

Бригада посудомойщиков взялась за дело. Тузленок мрачно тер полотенцем глубокую тарелку. Поручика он наградил тяжелым, исподлобья, взглядом.

— Слышь, Поручик, а ты ведь матери наврал, что отца видел?

Старший лейтенант был удивлен.

— Почему?

Тузленок многозначительно усмехнулся:

— Он же одиночник. Что я, маленький, не понимаю? Вдвоем там нельзя. Нарушение правил.

— В каждом правиле имеются свои исключения. Мы с ним даже с пиратами повоевали.

— Не врешь? — глаза Тузленка загорелись восторгом.

— Я вообще никогда не вру, — заверил его Поручик. — Мне это без надобности. И тебе врать не советую. Кто врет, должен иметь очень хорошую память. А таких людей очень мало. Память постоянной тренировки требует. Вот, к примеру, у тебя что по «инглишу»?

Тузленок надулся и засопел.

— Трояк… с минусом.

— Вот видишь, а иностранный язык — лучшая тренировка памяти. Да и вообще, учиться надо хорошо. Я вот школу с золотой медалью окончил.

— Врешь! — снова не поверил Тузленок.

— Я два раза не повторяю, — грозно сказал Поручик. — Глухому поп дважды обедню не служит.

Тузленок смутился. Увидев это, Поручик уже спокойно добавил:

— Я же интернатский. Детдомовский. А там или клей нюхать, или учиться. Больше делать нечего. Ну, и спортом занимался. А ты как время убиваешь?

Тузленок задумчиво тер полотенцем стакан из-под компота.

— Ну, сегодня в яхт-клубе был… президентов разных смотрел…

Поручик удивленно свистнул:

— Откуда ты узнал, что они там будут? Вроде журналисты об этом ни в газетах, ни по телевизору не сообщали.

Паренек с презрением махнул рукой:

— Да что эти журналисты знают? Ничего! А у меня своя разведка.

Голицын ехидно прищурился:

— Может, ты знаешь и то, каким маршрутом завтра президентов повезут?

Тузленок взглянул на него с чувством нескрываемого превосходства.

— А что там знать? По этому маршруту еще позавчера разметку подновили, дома и заборы покрасили. Как говорится, дурак — находка для шпиона.

И снова помрачнел.

— А ты что такой грустный? — спросил Поручик, домыв последнее блюдце.

— Нож потерял, — неохотно признался Тузленок. — Который ты мне подарил.

Поручику стало его жалко. Не ножа, а пацаненка.

— Ладно, не переживай, я тебе другой подарю. Даже два. Ну а теперь почему грустишь?

— Если бы я тот нож не потерял, у меня бы теперь три было.

Тут не поспоришь. Чтобы хоть как-то поддержать разговор, Поручик поинтересовался:

— А где ты его потерял?

— На «Мармаре», — вздохнул Тузленок.

Теперь не поверил Голицын:

— Как на «Мармаре»? А разве там охраны нет?

— Откуда? В городе вообще нет никакой охраны, даже ментов. Только возле яхт-клуба. А так все в Адлере, на олимпийских объектах и в Красной Поляне. По трассам тоже пасут. ОМОН в Туапсе в оцепление погнали, чтобы «зеленых» и всяких анархистов отсекали. Казаков — на абхазскую границу. Бардак, народу не хватает. Думаю, на Олимпиаду со всей России ментов навезут. Иначе никак не управятся.

Поручика рассказ о брошенном теплоходе заинтересовал не на шутку.

— Ну, и что там, на «Мармаре», совсем никого нет?

— Почему нет? — возразил Тузленок. — Работяги там вкалывают. Автогеном борт вскрыли. Целые ворота получились — машина пройдет.

— Зачем? — не понял старший лейтенант.

— Кто же их знает? Может, это какая-то левая фирма металлолом ворует. Набрали гастарбайтеров…

— Почему думаешь, что там гастарбайтеры? — спросил Поручик.

— Базарят не по-нашему.

— На каком языке?

— Кабы знал, я бы понял, о чем они базарили. Может, по-английски, а может, по-турецки. Я не врубился. Но теперь обязательно буду языки учить. Для памяти, как договорились.

— И сшиты не по-русски широкие штаны, — пробормотал Голицын.

— Что? — переспросил Тузленок.

— «Коричневая пуговка». Мы песню такую в детстве пели. Как Алеша-пионер с друзьями разоблачили иностранного шпиона. Очень поучительная песня.

— Ладно, я пошел, меня пацаны ждут. — Тузленок вытер руки и направился к выходу. — А про два ножа — это точно?

— Чтоб мне хреном подавиться, — побожился Поручик.

Удовлетворенный обещанием, Тузленок хлопнул входной дверью. Голицын направился в комнату, где Клавдия распаковывала привезенные образцы товара.

— Принимай работу, хозяйка, мы там закончили, — сказал он и замер в дверях.

Клавдия распаковывала большие тюки, вынимала и раскладывала на полу стопками веселенькие розовые коврики из пластика.

Поручик похолодел.

— Господи! И ты туда же?

— Что я? Куда? — не поняла Клавдия.

— Туда. В эту кашу с ковриками. Ты хоть понимаешь, что это контрабанда взрывчатки? Терроризм! Знаешь, сколько тебе за это полагается по Уголовному кодексу Российской Федерации?

Клавдия в сердцах бросила стопку на пол:

— Какая контрабанда, какой взрывчатки? Ты можешь объяснить толком?

Поручик попытался объяснить. Клавдия слушала его так, словно он рассказывал ей сказку. Наконец, она спросила:

— Ну, хорошо. Я согласна, взрывчатку возить нехорошо. Только при чем тут мои коврики?

Теперь опешил Голицын. Столько объяснял, и все зря…

— Твои коврики? — переспросил он озадаченно.

— Ну да. Мои коврики, — повторила Клавдия. — А что же это, по-твоему? Бомба, что ли? Я договорилась с Михалычем…

— Это не коврики, это взрывчатка, — проговорил старший лейтенант.