Виктор Гончаров - Записки наемника

Через пару дней Яраги высматривает в бинокль своих бывших пленных. Те снова с оружием, и снова на бронетранспортерах.

– Все, паршивцы сраные! – кипятится Яраги, – я жизнь положу, а они опять будут пленниками!

Через день к Яраги приводят нескольких пленников. Это те самые, которых он в тот раз отпустил. Избитые в кровь солдатики упрятаны в подвал одного из домов.

– Что ты будешь с ними делать? – спрашиваю я у Яраги. – Постреляешь?

– Нет, – ответил чеченец, – я придумал кое-что поинтереснее. – И ушел в подвал. Глаза его горят зловещим огнем.

Когда чеченцы выходят из подвала, я вижу, как Яраги вытирает газетой нож. Ради интереса, я спускаюсь в подвал и вижу, как на полу со стонами валяются русские парни, держась руками за пах. Под ногой у меня лопается кровяной шарик. Другие такие шарики валяются тут и там. Боже, они же их кастрировали! Меня едва не вытошнило. Сам не свой я выбрался из подвала и некоторое время не находил себе места. Это уже черт знает что, а не война.

…– Ты поедешь в Минск и привезешь еще десять человек, – сказал однажды Яраги. – Мы тебя выведем из Грозного, а дальше действуй сам.

Как только я это услышал, перед моими глазами предстала Лена. Однако существование Тимура отравляло мое отношение к ней. Чувство ревности жгло мне сердце. «Удобный случай ее проверить, – носились в голове мрачные мысли, – я заявлюсь неожиданно, и посмотрю, с кем, Лена, ты спишь.»

Я понимал, что это несколько недостойно мужчины, но не мог управлять собой.

…Ровно через три дня я шел по мирному Минску. Контраст с военным Грозным был поразительным. Особенно радовали глаза смеющиеся дети, но, словно тени, за ними стояли окровавленные пленники в Грозном…

Вечер я выстоял возле подъезда дома, где жила Лена. У меня с собой был бинокль. Мне, конечно, стыдно, но я рассматривал в бинокль окна квартиры своей женщины. Своей ли? Я поймал себя на том, что чуть ли не хочу увидеть в окнах Тимура. Но никого там не оказалось. Окна черны. Потом появилась Лена, и никто к ней так и не пришел. Я поднялся на ее этаж и нажал на кнопку звонка…

Лена была бесконечно счастлива, и весь следующий день мы провели вместе. У нее появился автомобиль. Это бывший «Мерседес» Гершеновича, себе он купил новый «Вольво». Уставшие от любви, но безмерно счастливые, мы чувствовали себя так, словно молодожены в первые дни медового месяца. Вечером неожиданно зазвонил телефон.

– Не поднимай трубку, не хочу ни с кем разговаривать, – сказала Лена. – А вдруг что-нибудь срочное?

Я промолчал. Лена выждала еще несколько звонков и резко поднялась с кровати.

– Алло, – уставшим голосом бросила она в трубку, но тут же изменилась в лице. – Привет! Ты уже звонила? Да, меня не было. Ты себе представить не можешь…

Я сделал вид, что не хочу слушать женские сплетни, и вышел из комнаты. Но как только я вышел, через щель начал наблюдать за Леной. Она сразу же пригнулась, прикрыла ладонью трубку и стала быстро что-то говорить. Слов я не разобрал.

Когда я вернулся в комнату, Лена опять лежала на кровати в своем тонком цветастом халатике.

– Лена, кто звонил, если не секрет? – спросил я.

– Да подружка. Собирается замуж, хорошая девушка! Мы учились в одной школе.

– Тогда давай выпьем за твою подругу!

Я вышел на кухню и через несколько минут вернулся с подносом в руках, на котором красовались бутылка французского шампанского, два мандарина и два бокала.

Лена поднялась с кровати, и в это время опять зазвонил телефон.

– Черт побери, – возмутился я, – по-моему, его надо отключить, а то нам не дадут сегодня и слова друг другу сказать.

– Наверное, опять подруга, – Лена торопливо схватила трубку, но на ее лице сразу же появились испуг и растерянность.

– Да, – почти шептала она, – я только вернулась. Нет. Хорошо.

Она осторожно положила трубку и с мольбой в глазах посмотрела на меня.

– Это Тимур.

Но я уже и сам все прекрасно понял.

– Ну и что? – спросил я.

– Он будет здесь через десять минут…

– И что ты предлагаешь? – мое лицо сделалось каменным. Неужели Лена искренна и не лжет?

– Юра, я тебя умоляю, уходи!

– Значит, уходить должен я?

– Ну, прошу тебя! Я тебе обещаю, все будет хорошо. Я разберусь с ним.

– Разберешься? А потом со мной, да? – я начал нервно расхаживать по комнате. Лена, словно тень, следовала за мной, все время пытаясь дотронуться до моего плеча, но я нервно дергал им и отступал в сторону.

– Я брошу его, обещаю, что брошу!

– Когда? Через день? Через месяц? А, может, через год? Сколько мне еще ждать? Ты ему что-то должна?

– Пойми, ведь это все его! Квартира, мебель… Он мне купил ее. Я ведь нищая!

– Ты не нищая, но ты боишься стать ею. Ведь правда? Ты привыкла к роскоши, и тебя теперь пугает другая жизнь.

– Да, пугает, – Лена зарыдала, – но ведь я обещаю тебе, что сегодня наша последняя с ним встреча. Ну, пожалуйста, поверь мне!

– Хорошо, я тебе верю.

Я подошел к окну и посмотрел на слабо освещенную улицу.

– Ну, уходи же, он вот-вот появится, – умоляла Лена. – Ведь это плохо кончится и для тебя тоже.

– За меня не беспокойся.

Я резко повернулся, протянул руку, чтобы погладить ее волосы, но передумал и быстро направился к выходу. Лена закрыла лицо руками, плечи ее вздрагивали.

Я быстро спустился вниз. Громко хлопнула дверь в подъезде. Я остановился и посмотрел по сторонам. Было темно, но я узнал человека, который в это время метрах в пятнадцати от меня закрывал дверцу своего автомобиля. Тот тоже оглянулся на стук закрываемой двери подъезда, но, кажется, меня не узнал, потому что тут же опять повернулся к своему автомобилю.

Я быстро направился в противоположную сторону. Неужели я люблю Лену? Это очень мучительное чувство. Я сгораю от ревности. А мне, тем не менее, следует работать. Я должен срочно набрать группу снайперов. На сегодняшний день это невероятно трудно. Дело не в деньгах, в чем-то другом. Один из кандидатов в снайперы со мной говорил следующее:

– Куда же я поеду, если в Грозном ждут нового штурма. Перемирие закончилось тринадцатого января, да? Как докладывает Сергей Ковалев, на сегодняшний день в Грозном и его окрестностях погибло около восемнадцать тысяч мирных жителей, да? Кто против кого там воюет? Это я поеду шлепать детей и старух? Чеченцы сами с армией справятся. Знаешь, сколько там русских полегло? Дудаев называет соотношение пятьдесят к одному. Он полагает, что за каждого одного чеченского ополченца Россия положила пятьдесят солдат. Сергей Ковалев также считает, что потери российских военных превосходят потери чеченцев… Нет, никуда не поеду. Это не позиционная война, где все понятно: тут свои, там чужие…

– Ты прав, – пытаюсь уговорить я парня, – руины Грозного завалены трупами. Да, ты не ошибаешься, это – трупы российских солдат. Их грызут одичавшие собаки. Да, эти обглоданные останки были чьими-то сыновьями. А ты знаешь, сколько там пленных? У иных из них началась гангрена… Они тоже чьи-то сыновья. И чем быстрее мы поможем закончить это кровавое побоище, тем меньше будет страданий.