Виктор Гончаров - Записки наемника

Яраги не узнать. Он зарос, почернел еще больше. Глаза лихорадочно блестят. Он отводит меня в сторону и без обиняков предлагает:

– Тебе задание – убить Ису Далгаева. Он командует Шалинским танковым полком.

Я соглашаюсь.

В эти дни Грозный напоминает город, разрушенный в годы минувшей войны. Так говорят ветераны, избежавшие в сорок пятом фашистской пули на той войне и чудом не попавшие пятьдесят лет спустя под российские бомбы на этой.

Мне дают проводников. Мы едем на двух старых «Жигулях». Ополченцы родом из Пригородного района в Ингушетии.

– Мы уже попробовали русского свинца. Мы знаем, что такое российские танки – два года назад, в Пригородном районе… Все повторяется: там тоже были «незаконные вооруженные формирования», – говорит наш водитель Муса, депортированный из Пригородного района. – Все повторяется… Ельцин хуже Сталина. Ведь Чечено-Ингушетия отдала Борису Николаевичу на выборах в президенты девяносто шесть процентов голосов. Мы сами выбрали свою гибель.

Многие ингуши, воевавшие в Пригородном районе, едут сражаться в Грозный.

Дороги забиты беженцами. Здесь, в Ингушетии, только-только сумели разобраться со своими семьюдесятью тысячами из Пригородного района. И вот новые тысячи чеченских мирных жителей.

По мусульманским обычаям, покойный должен быть захоронен в день смерти. Поэтому убитых ополченцев и тех, кто погиб в ходе российских бомбардировок в столице Чечни, быстро увозят родственники. Россия потеряла уже более тысячи военных. Некий местный инспектор ГАИ на трассе, ведущей в Назрань, якобы сумел приоткрыть брезентовый тент армейского грузовика, остановившегося на одном из постов. В кузове инспектор увидел тела военных в форме, плотно уложенные на полу.

Я видел не один грузовик, а три КамАЗа. Причем точно известно, что в каждом КамАЗе можно разместить более пятидесяти тел российских военнослужащих.

Оружия у нас нет. Мы приехали в Нальчик, а потом пристроились за колонной российской бронетехники из тридцати пяти БТРов, которая двигалась по старой дороге из станицы Слепцовская в Грозный. Так нам удобнее попасть в Шали. Навстречу нам ехала колонна беженцев из Чечни. Неожиданно со стороны беженцев раздалась автоматная очередь. Несколько русских солдат свалились с брони. Тогда четыре БТРа выехали из колонны и обстреляли автобусы и машины. Боже, что творилось! Мои проводники скрежетали зубами. Когда люди побежали, солдаты стали добивать их из автоматического оружия. Убитые валялись прямо на дороге. Те, кто успел упасть в кюветы, спаслись.

Мы отстали от колонны бронетранспортеров и заехали в одно из селений. Всех нас одиннадцать человек – я, как командир, и десять моих подчиненных, включая проводников.

Все бойцы переоделись в маскировочные комбинезоны грязно-зеленого цвета, за плечами – вещмешки, в руках – автоматы. Оружие и амуницию проводники достали у местных жителей.

Быстро вытянувшись в одну шеренгу, отряд спешно скрылся в небольшом лесу.

Пройдя около километра в северном направлении, я остановил отряд, достал карту и, внимательно разглядев ее, сказал:

– Если все правильно, через два километра должен быть бывший военный полигон, переоборудованный под небольшой аэродром, куда садятся самолеты с оружием и наркотиками. Это хозяйство оппозиции. Его надо уничтожить. Всем быть предельно внимательными и осторожными.

И отряд опять двинулся вперед.

Через пятнадцать минут деревья неожиданно расступились, и впереди действительно показался аэродром. Правда, если его так можно назвать, поскольку единственными признаками этого были лишь небольшое взлетное поле да одинокий АН-2 на его краю.

Несколько человек, военных, на деревянных ящиках у домика, напоминавшего русскую баню, играли в карты. Рядом лежали автоматы.

– Ратомкин? – едва слышно прошептал я, и один из парней моей команды осторожно развязал вещмешок, достал из него сверток, немного повозился с ним и так же неслышно прошептал:

– Готово.

– Иванаускас, Горулев – прикрытие. Ратомкин – вместе с Пузыней, – снова приказал я.

Четыре человека, прячась за деревьями, осторожно начали обходить аэродром, чтобы подобраться к самолету с той стороны, с которой их вряд ли смогут обнаружить охранники.

Остальные бесшумно, словно змеи, поползли поближе к кромке поля.

Время для меня, казалось, остановилось. Я вслушивался в тишину, боясь нарушить ее даже вздохом, готовый в любую секунду нажать на курок и всадить целый магазин в любого из охранников, который попытается нарушить мои планы.

Прошла минута, две.

Пот выступил на лбу, но я не вытирал его, боясь пошевелиться. Хорошо быть предоставленным самому себе, отвечать только за себя. Но если ты командир, ты в ответе за жизни других. От этого появляется напряжение.

Прошло пять минут. Десять. Наконец, вернулись Пузыня и Ратомкин, за ними – Иванаускас и Горулев.

Уже по их лицам легко было догадаться, что все прошло хорошо.

– Все ко мне! – приказал я и, выждав, когда все соберутся, нажал на кнопку пульта дистанционного управления.

Раздался мощный взрыв. Самолет мгновенно взорвался, его части разлетались далеко в стороны. Охранники, сидевшие метрах в тридцати от самолета, даже не успели сообразить, что случилось – сотни горячих осколков мгновенно пронзили их тела.

– Уходим! – я впервые здесь, на этом задании, отдал приказание громко, ничего не боясь.

Теперь мне предстояло убрать Далгаева. Однако приехал гонец от Яраги, который отозвал группу с задания. Ситуация изменилась. Яраги остался доволен даже частью выполненного задания. Как я понял, были убраны конкуренты в торговле наркотиками.

– Знаешь, – сказал Яраги, когда я с ним увиделся, – предатели чувствуют себя здесь хозяевами. Так я пришел к тебе, чтобы сказать, что завтра после обеда в Знаменском состоится встреча представителей российского Министерства обороны с Автурхановым и ему подобными.

– Откуда тебе это известно? – спросил я.

– Московская птичка рассказала, – хитро улыбнулся Яраги. – Так вот, тебе надо наделать там шума. Я не могу приказать кого-нибудь убить, охрана там будет, что надо. Но пошуметь со своими «дикими гусями» нужно. Ты пошуми.

– Да. Настоящая гражданская война. Не правда ли?

– Не мы эту войну развязали! – неожиданно со злобой сказал чеченец. Потом отвернулся, уставился в окно с выбитыми стеклами.

– Я пойду, если ты не против?

Яраги ничего не ответил. Он стоял возле окна и молча смотрел в черные глаза ночи. И ничего не видел там.

В эту ночь авиация нанесла удар ракетами и бомбами по Урус-Мартану, где сосредоточено сорок пять тысяч жителей и пятнадцать тысяч беженцев. Там многие друзья Яраги. Этой же ночью Грозный пережил шесть ракетно-бомбовых ударов. Рано утром ракетами разрушены дом для сирот и жилой дом рядом. Дети находились в подвале и не пострадали. В пятнадцать часов нанесен ракетный удар по микрорайону «Минутка». Бойня! Это была настоящая бойня!