Анатолий Гончар - База икс

… – Пора, – Ефимов тихонько тронул лежавшего с закрытыми глазами Калинина, и тот, молча поднявшись, привычно потянулся к стоявшему на земле оружию.

– Пусть лежит, – скорее почувствовал, чем услышал, Юрий и, поняв, что речь идет о пулемете, вздохнув, начал стягивать с себя тяжелую упряжь разгрузки. К этому моменту за спиной группника нарисовался фешер, уже полностью готовый к выполнению намеченного. – Держи «Вал», – старший прапорщик протянул Калинину оружие, взятое у рядового Прищепы.

Дождавшись, когда Калинин окончательно проснется и приготовится к выдвижению, группник тихонько ткнул его кулаком в плечо, пожалуй, чересчур суетливо пожал протянутую руку фешера и одними губами пожелал что-то напутственное, после чего получил такое же неслышимое «к черту» и, оставшись довольным, указал направление движения.

Они осторожно отделились от группы и начали уходить в темноту. Сержант, почти не знакомый ему подполковник Тарасов, следом прапорщик Ефимов, Прищепа, оба снайпера, оставившие свои громоздкие «СВД» и взявшие притороченные к рюкзакам бесшумники, а замыкал группу рядовой Вячин, только совсем недавно сменивший свой «АК» «пять сорок пять» на «АКСМ» с «ПБС». Первым шел Калинин – крепыш, мастер спорта – рукопашник. Ему надлежало сделать самое основное, возможно, самое главное сегодня и самое страшное в жизни.

Это был его далеко не первый боевой выход. Ему уже приходилось участвовать в бою. Он уже убивал. В этом не было ничего из ряда вон выходящего. Именно для этого и идут на войну – убивать врага. Он шел на войну, он готовился к этому; уже был среди тех, кому довелось стать привратником смерти… Но в этом мире среди открывавших ее двери он был далеко не первым. В этой жизни убивали многие, и у каждого это случалось по-разному: кто-то убивал, принимая политическое решение; кто-то, отдавая приказы; кто-то, тщательно выцеливая в оптику или выглядывая врага в прорезь прицела; а кто-то швыряя гранату…

Юрке же предстояло, как в старину, как варвару и одновременно разведчику-диверсанту… Пулемет проще – жмешь спусковой крючок и убиваешь вроде как бы и не ты, будто так и должно быть. А тут… Но он готовился. Вся его двухгодичная служба была лишь прелюдией к этому действу. Финал. Первая сцена последнего акта. Или как там на сцене? Жизнь – игра, игра – порождение жизни, кошки-мышки, большие политики – маленькие солдатики. Все продумано, все решено заранее, еще на занятиях в пункте временной дислокации, роль определена. Он сам выбирал ее. Отрабатывал в надежде, что именно ему доверят – и он сумеет, он справится. Он рукопашник, мастер спорта; кому, как не ему?

И вот теперь Юрка двигался впереди неслышимого за спиной фешника, осторожно ступая и обходя едва видимые в полутьме наступающего вечера корни, ветки, оставшиеся с незапамятных времен пни. Они шли медленно, все было рассчитано буквально по минутам, или это только казалось, что рассчитано? Разве можно рассчитать время передвижения по пересеченной местности? Ямы и поваленные деревья, корневища и заплетающиеся на ногах стебли ежевики. Калинин знал, что где-то там, позади, но совсем рядом невидимые в черноте ночи двигаются еще пятеро – группник, старший головной тройки Прищепа и еще трое разведчиков, вооруженных бесшумным оружием. Впрочем, «АС» «Вал» Прищепы с одним магазином сейчас находился у Калинина за спиной. Ощущение, что свои рядом, что в случае чего придут и помогут, придавало уверенности, но не избавляло от тяжести ожидания. Более того, Юрий знал, что у подножия хребта прапорщик Ефимов остановится, а ему и Тарасову предстоит идти дальше – точнее, взбираться вверх по почти отвесным кручам на верхотуру хребта, где их пути тоже расходились и Юрик оставался совершенно один.

Калинин и следующий в двух шагах от него подполковник подошли к хребту именно в том месте, где и рассчитывали. Юрка взглянул в темную вышину и непроизвольно покачал головой – если издали склон казался неприступным, то вблизи таковым и был. И все же именно здесь им предстояло взойти на вершину хребта. Ведь только кажущаяся его неприступность и послужила причиной такого выбора. И Юрка прекрасно понимал почему. Ефимов исходил из того, что крутизна склона должна была представляться боевикам вполне надежной защитой от неожиданного нападения, надежной настолько, чтобы они решили обойтись здесь без установки мин.

Такие неопределенные слова «должна была показаться… решили…», но именно на этом и строился расчет группника. Однако если он ошибался… Об этом не хотелось даже и думать. Сержант еще раз взглянул вверх, затем осторожно приблизился к глиняно-земляной стене и, привстав на носках ботинок, дотянулся до свисающего вниз корня какого-то кустарника. Ночь не была абсолютно черной, скорее серой, и в этой ее ночной серости корневище казалось разлохматившейся на ветру веревкой. Впрочем, веревка у Калинина была своя – моток длинного, прочного зелено-серого фала. Юрий шел первым – ему предстояло, поднявшись на хребет, сбросить фал вниз остававшемуся у подножия хребта Тарасову. Вздохнув, сержант слегка натянул корень и, не слишком рассчитывая на его прочность, пошел на «приступ».

Первый шаг оказался самым трудным. Почва никак не желала предоставлять опору его подошвам. Сержант раз за разом ставил ногу, усилием мышц вжимал носок ботинка в склон и пробовал приподняться, и раз за разом подошва ползла вниз. Не выпуская из рук корневище, Юрка отступил чуть в сторону, и на этот раз ему повезло – подошва коснулась небольшого выступа, выпирающего из почти ровного отвеса склона. Возможно, это был попавший в глиняно-земляную почву камень. Впрочем, это не имело никакого значения. Калинин поставил на выступ ногу, несколько раз напружинил мышцы, перенося нагрузку и примериваясь, затем, удерживаясь за корень, аккуратно подался вверх. После чего, распластавшись всем телом на едва заметно наклоненной поверхности, начал выискивать следующую опору.

Он так и двигался – словно не поднимаясь вверх, а переползая по-пластунски, при этом выверяя каждое движение, каждый перенос центра тяжести – как учили – три точки опоры. Три точки, даже когда кажется, что ты стоишь столь надежно, что вполне хватит и одной. Но слишком велика была цена ошибки. Он не мог позволить себе сорваться и заскользить вниз, поэтому взбирался медленно и, казалось, бесконечно долго, но иначе было нельзя. Любой, даже самый слабый шум мог привлечь внимание часового, и тогда вся их подготовка, все их планы полетят к черту.

Постепенно невесомость, после снятия разгрузки чувствовавшаяся во всем теле, начала уступать место усталости. Казалось бы, невысокий склон превратился в бесконечную крутую лестницу. Поэтому, когда поднятая вверх рука, не найдя опоры, опустилась вниз на ровную поверхность вершины, Калинин даже не сразу понял, что выбрался. Долгих несколько секунд он пребывал в неподвижности, переводя дыхание и напряженно вслушиваясь в окружающую тишину. Затем снял накинутый через плечо моток веревки и, распустив связывавший его узел, несильно бросил, почти катнул вниз. Тщательно уложенная новенькая веревка, разматываясь, заскользила по склону. Через несколько секунд Юрий почувствовал осторожный рывок и, давая понять, что готов, дважды дернул в ответ. Веревка натянулась, и Калинин, ощутив опустившуюся на тот конец тяжесть, вцепился в нее обеими руками.