Кирилл Казанцев - Крематорий

– А ты в порядке? Твердо на ногах стоишь?

– Нормально, как видишь. – И Дима даже один раз невысоко подпрыгнул.

– Тогда я пойду. С бабой одной из соседней палаты познакомился. У нас роман намечается. Так что если сам доберешься, то оставайся. – И сосед по койке торопливо зашагал к больничному крыльцу.

Попов достал сигарету, полез в карман; зажигалка непривычно ощущалась в левой руке и никак не хотела срабатывать.

Из-за кустов к Диме шагнул какой-то здоровяк.

– С одной рукой плохо получается? – участливо спросил он и щелкнул зажигалкой.

Огонек высветил в темноте лицо благодетеля. Попов замер и даже приоткрыл рот. Сигарета выпала на асфальт. Он узнал одного из тех двоих, кто избивал его арматурой в горящем поселке.

– Вижу, что узнал, – тихо проговорил Енот. – Думал, мы тебя в покое оставим? Не надо было в прокуратуру ездить, лежал бы себе в больничке. А так придется с нами проехать.

Напротив Димы, скрипнув тормозами, остановилась красная «БМВ». Барсук выскочил из-за руля, сноровисто распахнул багажник.

– Курточку-то сюда дай. Жарковато сегодня вечером. – Енот вырвал из рук Попова спортивную куртку с мобильником в кармане.

Дмитрий и опомниться не успел, как его бросили в багажник и тут же закрыли крышку. Только тогда он спохватился, закричал, стал колотить здоровой рукой. Но вскоре в салоне уже громыхнула музыка, и автомобиль покатил опустевшими вечерними улицами.

Соседи по палате насторожились ближе к отбою. Прошло уже полчаса, как Попов вышел на улицу и не вернулся. Ему звонили, в трубке звучали гудки, но никто не отвечал.

– Глянуть надо. Может, поплохело ему? – предположил мужчина с загипсованным предплечьем. – Ляснется еще головой на бетон. Может, он плохо анестезию переносит.

Вызвался еще один доброволец. Пациенты вдвоем вышли из больницы.

– Не видно его что-то. Ты еще раз набери.

Вдвоем кое-как натыкали клавиши, сверяясь с номером, написанным на бумажке. Зазвенело совсем близко – за невысокими аккуратно подстриженными кустами.

– Херня какая-то. Под них свалился?

Пациенты вышли к низкой самодельной лавочке. На ней лежала куртка Попова, в кармане надрывался мобильник. А рядом стояла пустая бутылка из-под водки и два пластиковых стакана. Мужик с загипсованным предплечьем запустил здоровую руку в карман, вытащил вибрирующую трубку Попова, отключил ее. В ладони, кроме телефона, была и смятая водочная пробка.

– Вот так дела! Выходит, забухал наш сосед. Раскатил пузырь с кем-то, и за добавкой отправились. Так, что ли?

– Получается, так. И что делать будем?

Мужчины помолчали, прикидывали в уме возможные варианты. Единственным приемлемым им показался следующий, да иначе и быть не могло – о пропаже Димы Попова никому не говорить.

– С виду он мужик самостоятельный, – авторитетно заявил сосед пропавшего по койке. – Даже если забухал, а повод у него есть, то к утру объявиться должен. Пошли.

Генерал Гигин недолго побыл на поминках. Посидел за столом, вместе с другими вспомнил покойного хорошим словом. Как и положено, выпил три рюмки, чтобы земля была Серафиму Прокоповичу пухом.

На базу «эскадрона смерти» он вернулся уже затемно и сразу почувствовал, что бойцы решили его порадовать. Ведь красная «БМВ», на которой обычно совершали оперативные выезды, стояла не в гараже, а у стены особняка. В салоне играла музыка.

– Это еще что за ящик на колесах вы тут поставили? – весело осклабился генерал.

Барсук с Енотом картинно распахнули багажник и вытащили из него задыхающегося Диму Попова. Бульдозерист затравленно озирался, не понимая, где он оказался.

– Это та самая сука, которая заявление в прокуратуру накатала, – представил пленника Енот. – Вот мы и решили за ним в город сгонять.

– Как же, докладывали мне, докладывали, – заулыбался Гигин.

Дима щурился. Он с трудом стоял на ногах. Придерживал загипсованную руку здоровой. Боль растекалась по телу, отдавалась в мозгу.

– Может, ты на помощь позвать хочешь? – склонившись к лицу бульдозериста, осведомился Енот. – Так можешь кричать, никто не запрещает. Только из-за этой музыки тебя никто не услышит. Люди отсюда далеко живут.

Сзади к Попову подошел Барсук и гаркнул ему на самое ухо:

– Мы же к тебе, когда ты свой сраный бульдозер заводил, по-хорошему подошли, предупредили – мол, не лезь не в свое дело. А ты не послушался, поперся чужое добро ломать-крушить... Вот и пришлось тебя успокоить.

И тут встрял Енот:

– И это бы не беда. У нас медицина хорошая. Руку тебе склеили, отлежался бы в больнице. Тебе наше государство вместо сгоревшего дома новый бы построило. А ты снова проблемы создавать людям вздумал. Заявление в прокуратуру написал. Как ты думаешь – где сейчас это заявление? Надеялся, следователь над ним сидит, голову ломает? А оно вот где, – Енот вытащил из-за пазухи лист бумаги, сунул его под нос Попову. – Думал, поможет оно тебе? Ни хрена оно тебе не помогло.

Бульдозерист отпрянул, хотел отступить на шаг, но Барсук уже схватил его сзади, заломил здоровую руку за спину.

– А ну жри, падла, свое заявление. Жри!

Енот принялся запихивать лист бумаги в рот Попову. Барсук следил за тем, чтобы бульдозерист не выплюнул его обратно, заламывал руку почти к самой шее.

Когда заявление в прокуратуру оказалось проглоченным, Попова потащили в подвал особняка. На запястье здоровой руки защелкнулся браслет наручников. Второй же браслет мертво обхватил трубу парового отопления.

– Посидишь здесь до завтра, – покачал пальцем перед носом бульдозериста Енот. – А потом мы тебя, обмоченного и обгаженного, где-нибудь в лесу и закопаем. И никто тебя никогда не найдет. Не надо было заяву писать. Наше терпение кончилось. Другой правдоискатель теперь десять раз подумает.

Оставив пленника в подвале, Енот с Барсуком присоединились к своим товарищам. Вскоре из города прибыл микроавтобус с проститутками, и началось веселье.

В бане ярко горел свет. Громко играла музыка. В бассейне голые бойцы плескались с проститутками. И только один Гигин расхаживал по бортику с повязанным вокруг бедер махровым полотенцем, то и дело прикладываясь к банке с пивом.

– Ну, что, орлы? Парилочка-то заждалась. Банька лечит, банька правит, банька косточки лом и т, – разухабисто произнес генерал и шагнул в баню.

Вскоре в ароматном пивном пару уже вовсю хлестали размоченные веники, визжали девки.

Ларин первым перелез через ворота, осмотрелся. Пустой двор, в окнах особняка ни огонька. От бани летели смех, крики, громкая музыка. Андрей помог спуститься Маше. Вдоль стены они проскользнули к входу в особняк.

– Они его в подвал завели, – прошептал Ларин. – Побудь здесь. Смотри, чтобы никто дверь не закрыл, иначе не выберемся.