Евгений Сухов - Власть и масть

Вандышев лишь улыбнулся, – ироничный, смешливый, Маляр не изменял себе. Такого и сажать-то жаль! Во всяком случае, надолго.

– Знатная рыба.

Оперевшись о подоконник, Журавлев скрестил руки на груди (весьма впечатляющая поза) и произнес:

– Однако мы отвлеклись. Так чем обязан? Только давай без предисловий, а то я опасаюсь, что могу пропустить буфет.

– Ты ведь знаком со всеми коллекционерами антиквариата.

– Только с самыми крупными, – подчеркнул Журавлев.

– Генерал Саторпин входит в их число?

Бывший карманник слегка поморщился, было заметно, что говорить о генерале ему не хотелось.

– У него есть несколько уникальных вещей.

– Так ты с ним знаком?

– Скажем так, мы встречались несколько раз. Признаюсь, что от нашего знакомства удовольствия я не испытал. Совершенно не тот типаж, чтобы распахивать перед ним душу.

– А ты знаешь о том, что его ограбили?

– Наслышан, – вяло протянул Журавлев.

– Ходят слухи, что у него украли Копье судьбы.

– Честно говоря, я не очень верю во все эти байки, – поморщился Журавлев. – И знаешь почему?

– Почему же?

– Потому что достаточно знаю генерала Саторпина, чтобы сделать вывод о его личности. Это не тот человек, чтобы выпускать из рук что-то ценное. Если к нему попадает что-то уникальное, то с этой вещицей он расстанется разве что после смерти. Знаешь, что я обо всем этом думаю?

– Что?

– Он сам подстроил это ограбление, создав видимость, что копье у него украли. А потом у него весьма серьезная система защиты, – протянул он задумчиво, – чтобы такую хату взломать, нужно ой как потрудиться! Здесь должен пошуровать весьма незаурядный ум.

– Ты мог бы назвать такого человека, которому под силу было бы взломать все эти охранные системы?

– Даже затрудняюсь сказать…

– И все-таки подумай.

– Пожалуй, что Кирилл Глушков, погоняло Фомич.

– Как ты сказал? – не сумел сдержать своего волнения майор.

– Кирилл Глушков, – удивленно посмотрел Маляр на Вандышева. – Ты что, о нем уже что-то слышал? Весьма осторожный человек. Неужели прокололся?

– Хм… Много задаешь вопросов.

– Не хочу наговаривать напраслину на человека. Но вы еще должны помнить истину: не пойман – не вор.

Из соседней двери вышли три девушки с подносами в руках. В центре подноса стояла водка с фужерами, а вот по краям, выстроившись рядком, их украшали бутерброды из вожделенной семги.

– Кажется, мне начинает нравиться это мероприятие. На всех этих выставках и презентациях запоминается только банкет! Так что пора заканчивать нашу беседу. Так ты присоединишься к нам?

Вандышев выразительно посмотрел на часы:

– Пойду я, есть еще кое-какие дела.

Вряд ли на свете существует более впечатляющее зрелище, чем распадающаяся плазма. На огонь Николай Обутов, или сорокалетний законный с погонялом Омут, мог смотреть очень долго. В этой картине было нечто завораживающее, действовавшее на уровне подсознания, доставшееся в наследство от далеких прародителей. Видно, так в первобытном палеолите первые люди взирали на огонь, на котором жарились куски мамонтового мяса. Глядя на огонь камина, Омут чувствовал успокоенность. В таком созерцании было еще одно важное качество: оно способствовало глубокому размышлению, что привело к определенным выводам.

Ограбление генерала Саторпина наделало много шума. Об этом много судачили, даже написали в газетах. Но странность взлома заключалась в двух вещах: первое, каким образом домушник сумел вскрыть разные по типу замки, затратив на это минимум времени, причем удачно миновав расставленные электронные ловушки; и второе, что именно было украдено.

Из первого следовало, что человек, проникший в дом генерала, был домушником экстра-класса, каких в Москве можно было сосчитать на пальцах одной руки. А из второго – что он изрядно поживился. А то, что генерал человек небедный, было известно многим. Даже хотя бы потому, что у него была одна из лучших коллекций картин, о чем весьма усиленно говорили в узких кругах. Так что человек, забравшийся к нему в дом, весьма поживился. А раз так, то, следовательно, обязан платить тем, кто отвечает за эту территорию и в какой-то степени способствует материальному благополучию взломщика.

Что же тогда будет, если каждый начнет взламывать хаты без ведома смотрящего! Такой беспредел начнется, не приведи господь! Поклона никто не требует, но вот уважить людей должен!

Оставалось отыскать злополучного домушника.

Наверняка в это время за взломщиком очень усиленно охотится милиция. И тут очень важно, кто отыщет его первым. Если его все-таки сцапают менты, то об отчислениях в общак следует позабыть, во всяком случае, до его освобождения, а это весьма большой срок, за который может произойти всякое. А потому следовало проявить расторопность и выйти на домушника первым.

В его поисках может очень помочь Жора Черкунов, тоже в прошлом известный домушник. Их круг не столь широкий, как может показаться, а такие талантливые и вовсе штучный товар. Так что расколупать хату могли или его подельники, или его одаренные ученики. Впрочем, существовал третий вариант – человек со стороны… Залетный! Но талант штука редкая, его не скроешь. А потому, так или иначе, он с ним пересекался и мог указать направление, в котором следовало направить поиски.

Собственной недвижимости Николай Обутов не имел, а загородный дом, купленный на деньги из общака, был штаб-квартирой, где нередко собирались законные для решения текущих дел. Место во всех отношениях подходящее, лесистое, располагалось вдали от основных транспортных магистралей, если кого и можно было встретить, так это бабулю, отправившуюся в ельничек по грибы.

Избрав Обутова смотрящим, бродяги позаботились и о его жилье, и вторым вопросом на этом же сходе определили ему жилплощадь. Выбор пал на особняк, располагавшийся на значительном отдалении от окружной дороги. Не привыкший к дворцам, Омут попытался отговориться, сказав, что будет рад, если ему предоставят всего-то крохотный уголок где-нибудь на окраине Москвы с тремя соседями. Но у бродяг тоже был свой резон: Николай Обутов ведал казной, а следовательно, обязан будет встречаться с людьми разными, среди которых немало и таких, которые жилплощадь меньше пятисот квадратных метров считают халупой. Так что придется соответствовать.

Свое жилище Омут никогда не называл домом, для него оно всегда оставалось пристанищем, к которому он не имеет никакого отношения. Просто на сегодняшний момент расклад выпадает таким образом, что он вынужден в нем проживать. Не исключено, что через какой-нибудь пяток лет, когда подорванное здоровье окончательно его сломает и он отойдет от дел, то поселится в захудалой хрущобе, а жильцы даже не будут знать о том, что соседствуют с именитым вором.