Вячеслав Денисов - Хроника двойного контракта

Интересно, что за лекарство? Валидол — для сердца или цианид — от воспаления совести?

— Я поняла, что это ты… Ты мне нужен…

— Любовь Витальевна, с тех пор, как я решился вам помочь и выполнить кое-какую вашу просьбу, я стал нужен не только вам. Боюсь, что я стал нужен всем, кто проживает в этом городе. Утром за мной следят иномарки, в обед — синие «восьмерки»… Сейчас я имею честь кое за кем следить, потому что под грузом впечатлений мне стала приходить в голову навязчивая мысль о том, что скоро моей жизни будет угрожать опасность. И все потому, что я решил вам помочь. Лично меня это наталкивает на определенные выводы. Но вы-то сами ничего не хотите мне сказать?..

— Где ты находишься?

— Это — все?..

— Я не знаю, что происходит с тобой, но я хорошо представляю, что происходит вообще, в принципе… — Ее голос не дрожал.

Черт, что-то не похоже, что она «под контролем»…

— Приезжай. Нам нужно поговорить…

— Нам? Я не ошибся? Простите, в последнее время я стал туго соображать. О чем мне с вами говорить? Я лишь хочу услышать гарантии того, что моей несчастной жизнью никто больше не будет интересоваться в таком объеме! Вот все, что мне нужно! А для этого достаточно и телефона! Вы что, не понимаете, что у меня не остается другого выхода, как включиться в вашу дурацкую игру и начать сотрудничать с ФСБ? Считаете, что я просто так возьму и «проиграю»? Или вы считаете как-то иначе, а, президент футбольного клуба?..

Я сознательно хамил. Для таких стерв, как мэм Шкурко, есть только один довод — встречный «наезд». Перекормленный долларами мозг подобных ей истеричек и приводится в чувство только методом шоковой терапии. Но, к моему великому удивлению, реакция вдовы была на редкость спокойной и даже какой-то насмешливой, несмотря на полное отсутствие юмора в сложившейся ситуации.

— Дурак ты… А еще детектив… Как же ты бандитов-то в милиции ловил?

Она немного помолчала и добавила:

— Это никогда не закончится или закончится очень плохо для тебя, если меня не выслушаешь… Уж коль тебя мне порекомендовали — значит, голова у тебя на своем месте. Значит — не дурак. А если иногда думаешь, как дурак, так это от недостатка информации.

Может, она таблетку для восстановления клеток головного мозга приняла? Тем не менее она продолжала:

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь…

— Правда?

— Если ты думаешь, что я тебя подставила, то ты заблуждаешься.

— И мне могут сказать то же самое те, кто сейчас сидит в машине перед вашим домом?

— Перед моим домом?

— Если еще не интересовались погодой, то посмотрите в окно.

Молчание длилось секунд пять-шесть. За это время Джонсон смог бы пробежать шестьдесят метров. Любови Витальевне этого времени хватило, чтобы дойти до окна и вернуться обратно.

— Ты хочешь жить?

Людоед, а не женщина!

— Хочу.

— Тогда срочно иди ко мне. Как я понимаю, ты где-то рядом.

— Хорошее предложение. Но у меня нет привычки, как у вашего мужа, умирать в подъезде на первом этаже.

— Обойди дом кругом. Сзади тебе откроют дверь на лоджии. Это мои соседи. Я сейчас позвоню им. Через квартиру выйдешь на лестничную площадку и поднимешься ко мне.

Я уже ничего не понимал.

— Поговорим, а заодно я расплачусь с тобой. Или ты так перепуган, что и деньги не интересуют?

— Меня интересуют деньги, когда у меня есть уверенность в том, что я смогу их в дальнейшем потратить.

— У тебя есть шанс и получить их, и потратить. Я заинтересована в тебе не меньше, чем ты в деньгах.

Нет, за время работы детективом у меня, конечно, были рекламации, но таких обещаний в стиле якудзы я еще не выслушивал. Вот стерва, а?!

— Слушай, извини, что на «ты», но не боишься, что я сейчас поднимусь и расшибу тебе голову?! Телефоном или утюгом — первым, что под руку попадется?! Тебе кто дал право так играть судьбами людей? Я что тебе — инструмент? Как вибратор?! После того, как я нашел девку, которую «пахал» твой благоверный, я не получил ничего, кроме постоянных опасений за свою жизнь и твоих базаров, типа — «приходи, а иначе тебе крышка»!!

— Не смей! Ты понял?! Не смей его касаться!!! Не смей…

Оп!.. Что это? Запоздалое раскаяние или кураж от недостатка слов для ответа?

— Немедленно иди ко мне. — Она помолчала. — Я вешаю трубку…

— Что, посмотрела, на месте ли «Тойота»?

— Да.

Хм… Сразу — и честно.

— Хорошо. Иду.

Я всегда хотел жить в такой квартире. Чтобы комнат было пять. Чтобы одной была спальная с огромной кроватью из белого дерева, другой — кабинет с библиотекой, а в самой большой, такой большой, что стены даже не бросаются в глаза, был камин. Еще бы я хотел, чтобы в моей квартире, так же, как в этой, на одной из стен самой большой комнаты с камином висели два подлинника кисти великого Рериха с гималайскими пейзажами, лишая смысла наличие этой стены. Стены и не было, было только пространство. Бесконечное, как время, которое потратил бы я, чтобы дойти до этого неестественно бордового солнца, спускающегося за гору… Я поднялся из мягкого кресла и подошел к картине. Бесконечность не имеет измерений, так же, как взгляд. Если он хотел, чтобы я не смог прикоснуться к его солнцу, то я и не смогу этого сделать. Оно отодвинулось от меня на то же несуществующее измерение бесконечности, что было между нами до этого…

— Интересуешься Рерихом?

В комнату зашла Любовь Витальевна, держа в руках серебряный поднос с арабским кофейником, двумя крошечными чашечками и еще чем-то, загадочно скрытым под белой салфеткой. Я перевел взгляд с подноса на подножие горы, за которую никогда не скроется бордовое солнце, и вздохнул.

— Скорее — вечностью, которая состоит из бесконечно заканчивающихся жизней.

Любовь Витальевна поставила поднос на столик у кресла и подошла ко мне.

— Эти картины очень дорогие. Саша любил их, как жизнь…

— Эти картины не имеют определения — дорогие и недорогие. Они бесценны… Во всяком случае — вот эта. — Я провел рукой по раме, не смея дотронуться до пейзажа.

Шкурко повернула ко мне голову, и в ее усталых, отекших от тяжести событий глазах я прочитал удивление.

Подойдя ко второй картине, я стер пальцем пыль с одной из вершин.

— Настоящий «Закат» находится во Франции. В частной коллекции. Но эта копия действительно стоит больших денег… Но все-таки давайте вернемся к нашим баранам… Итак, я хочу жить. Расскажите мне, пожалуйста, что-нибудь об этом. И объясните, почему вашего мужа убивают в подъезде не вашего дома и это происходит в тот момент, когда я выполняю свою работу — слежу за ним по вашей просьбе?

Шкурко присела перед столиком на пуфик. Я, не дожидаясь приглашения, снова занял кресло. Глядя за тем, как она разливает кофе по чашкам, роняя капли на довольно дорогую скатерть, я подумал о том, что делиться с кем-то секретом легче, чем становиться его совладельцем. Вот ей сейчас, в ее положении, ничего не стоит взять и что-то рассказать мне. А как быть тому, кому она это «что-то» поведает?