Вячеслав Денисов - Хроника двойного контракта

— Любовь Витальевна, давайте определимся сразу — меня интересует только то, что касается или может коснуться меня. Я не желаю быть шкатулкой чужих секретов, тем более когда за них мне могут, как куренку, отвернуть голову. Я частный детектив. Только частный детектив не из фильма, а из жизни. Если бы я знал наверняка, что фильм закончится тем, что за мной никто больше не будет следить и я останусь жив, то я дал бы волю своему любопытству. Я работаю за деньги, а не для ублажения собственного желания знать чужие тайны.

— А я и не собираюсь с тобой общаться как со сплетницей-соседкой. Я беру тебя на работу.

Хорошо, что я не успел взять с подноса чашку с кофе, иначе бы обязательно опрокинул ее от неожиданности на то место, где на брюках находится замок.

— Что?..

— Я беру тебя на работу. В качестве частного детектива.

Я молчал. В такие минуты всегда лучше молчать. Собеседник и без вопросов удовлетворит твое любопытство. Понимая коварность моего молчания, Шкурко попыталась улыбнуться, но вышла не улыбка, а гримаса, предшествующая плачу.

— Ты что, на самом деле думаешь, что я хотела убить Сашу?!

— Вообще-то он мертв…

— Я любила его. И сейчас люблю… — Шкурко отвернулась.

Неужели я ошибся? Если она сейчас играет, то я совершенно, оказывается, ничего не знаю о людской подлости. Если нет, то…

— Сашу убили из-за меня.

Вот это — круто. Осталось выяснить — насколько.

— И ваша ревность тут ни при чем, да?

Она отрицательно покачала головой, глядя в мертвый камин.

— Тогда, наверное, кто-то решил наказать вас за то, что вы впервые в истории этого вида спорта стали президентом футбольного клуба. — Мне делать было нечего, поэтому, потягивая кофе, я начал выдвигать всевозможные версии.

Но я опять не угадал.

— Нет, все не то… — Было впечатление, что затягивание разговора было ей на руку. Любови Витальевне очень не хотелось оставаться одной.

Я снова посмотрел на копию Рериха.

— Скажите, у вас еще есть в доме картины?

— Да, одна. Саша повесил ее в своем кабинете.

— Можно посмотреть?

— Конечно… — Шкурко тяжело вздохнула и так же тяжело поднялась.

По дороге в кабинет мне удалось задать ей еще один вопрос:

— Александр Олегович увлекался живописью?

— Он работал в школе живописи. Преподавал… — Шкурко поднесла ладонь к лицу и дернула плечами.

Черт возьми, эта женщина умеет держаться!

— Я знаю, что в семьях, где есть художник, на стенах квартиры непременным атрибутом являются произведения хозяина дома. Но почему-то я их не замечаю.

— Саша никогда не был хозяином.

— Вам не нравились его работы?

— Просто я не понимаю в живописи.

— Вы — диктатор в жизни?..

Ответить она не успела. Или не захотела, воспользовавшись моментом, — мы зашли в кабинет. Когда я взглянул на картину и все понял, я спросил ее в лоб:

— Вам известно имя — Зигфрид Шальке?

Шкурко на мгновение растерялась и ответила:

— Да… Саша познакомил меня с ним, когда он работал в дипломатическом корпусе в Германии.

— Кто работал? Саша или Шальке? — съязвил я.

— Саша, естественно. Шальке — художник.

— Ваш муж у него покупал картины?

Любовь Витальевна замялась.

— Не стесняйтесь, — посоветовал я, — вы наняли меня. Поэтому — я «ваш», не так ли?

— Да, Саша покупал у него. Но при чем здесь Зигфрид? Мы говорим не о нем.

— Сейчас поймете. А теперь я попробую угадать. Картины отправлялись в Россию дипломатической почтой?

— Да, Саша говорил, что вывозить из Германии картины — это такое же преступление, как и в России. Дипломатическая почта неприкосновенна…

— У него был свой человек в консульстве?

— Был.

— Хорошо. Как вы считаете, ваш муж нарушал таким образом закон?

Шкурко заметно занервничала. Если хочешь что-то узнать о муже — скажи о нем что-нибудь уничижительное в присутствии жены. Защищая его, она всегда перешагнет грань разумного.

— А по-вашему, есть дипломаты, которые не стараются обеспечить свое будущее? Саша вкладывал все средства в картины. Зигфрид ему в этом помогал. Но это не значит, что он совершал преступления.

— Кто? — опять уточнил я. — Саша или Зигфрид?

— Да никто! К чему этот вопрос? К чему все вопросы? Да, Саша отправлял картины почтой, но иначе вывезти картины было бы невозможно.

Я передумал. Что-то подсказывало мне, что начатый мною разговор не стоит продолжать. Во всяком случае, сейчас. Проведя рукой по полотну Фридриха, я повернулся к Шкурко.

— Вернемся к нашему разговору. Вы хотите нанять меня на работу. Я согласен. Но в том случае, если вы не попросите меня найти живую воду. Уж простите, Любовь Витальевна, такие слова… Частному детективу не приходится быть сентиментальным.

— Но уважение к смерти иметь нужно, не так ли?

— Вы о муже?

— О нем.

Ей не хотелось говорить о Зигфриде Шальке, а мне — о ее муже.

— Итак, в чем заключается моя работа?

Пока я наливал остывший кофе в наши чашки, Шкурко открыла дверцу стенки изумительной работы, от которой я тоже бы не отказался, имея такую квартиру, и достала большую шкатулку. О, чудо!.. Из шкатулки появилась тонкая упаковка пятидесятидолларовых купюр и замерла прямо около меня.

— Это вам за ту работу…

Я поднял со столика тысячу долларов, с разочарованием чувствуя, как перед глазами появляется положение из моего «Устава» — не брать незаработанных денег. В моем кармане в данный момент лежала смятая купюра в десять рублей. Последняя. Не обращая внимание на то, как президент Грант подмигивает мне и беззвучно шепчет: «Тэйк ми, тэйк ми, фул!» — Я надавил на его бороду пальцем и пододвинул банкноты к Шкурко.

— Я не возьму.

Она с легким удивлением бросила на меня взгляд и снова занялась своей шкатулкой.

— Почему?

— Я не выполнил работы.

— Но ты и не мог ее выполнить… — Она вытащила руку из шкатулки, и мне показалось, что у меня двоится, или даже троится в глазах. Десятка в кармане от стыда сморщилась, как не по размеру подобранный фиговый листок. На столе, как наваждение, возникла новая стопка валюты. — Я хочу, чтобы ты нашел убийцу моего мужа…

— Давайте деньги — он сидит в машине перед вашим домом! — Я усмехнулся, подумав о том, что женщина, наверное, просто сошла с ума.

— Не перебивай. Я хочу, чтобы ты нашел убийцу моего мужа. Если ты его найдешь, то ответить на мой вопрос — за что? — тебе будет легко. Здесь — десять тысяч. Можешь взять эту тысячу как аванс.

Я задумался. С одной стороны, стать обладателем десяти тысяч — дело хорошее. С другой — усугублять свое и без того сложное положение в расцвете жизненных сил не хотелось. Я встал и подошел к окну. Партия покера в «Тойоте» продолжалась.

Поняв, что сдвинуть машину с места одним взглядом не удастся, я вернулся к столу. Как бы невзначай поинтересовался, прикуривая сигарету: