Сергей Кулаков - Напарник

Главное, чтобы первый заяц не убил его самого…

Но думать об этом в свободное от работы время не хотелось. Раз не удалось отвертеться от встречи с Крохиным, надо ехать на нее с веселой улыбкой на лице и холодной злобой в сердце. Первое не даст упасть духом, второе подскажет, где найти выход. Впрочем, могло быть и наоборот, но там уж – как сложится.

В самолете Роман после взлета потребовал себе коньяку и шпрот. Черт его знает, почему ему захотелось именно шпрот, не ел их, наверное, лет двести. Но вот захотелось, и все тут, причем так, что хоть разворачивай самолет.

К его великому удивлению, шпроты нашлись. Рейс был российский, и тут привыкли иметь дело со вкусами соотечественников, многие из которых росли когда-то в большом многонациональном таборе, именуемом Советский Союз. Поэтому продукты, пришедшие «оттуда», на борту имелись, и обращаться с ними умели виртуозно. Шпроты не только достали из банки, но и положили на хлеб, смазанный маслом, а сверху накрыли дольками лимона. Получился просто идеальный подконьячный бутерброд.

Выпив пару рюмок коньяку (не пять звездочек, но терпеть можно) и съев пяток бутербродов, Роман почувствовал, что вполне примирился с жизнью. Пускай она там какая собачья ни есть, а и в ней можно найти свои положительные стороны, вот, например, как эти чудные бутерброды и этот не очень чудный коньяк. А если еще есть возможность часок-другой бестревожно соснуть, то обижаться на нее может только круглый идиот.

В аэропорту Романа встречали двое корректных мужчин. Один постарше, другой помоложе – как и положено в добротной профессиональной связке. Правда, на взгляд Романа, присылать за гостем, прибывшим по своей воле, сразу двух профессионалов было некоторым перебором. Но тут, видимо, играло роль исконное немецкое усердие, не признающее полумер.

Герр Миллер и герр Кейне – так они представились Роману – любезно раскланялись, убедились, что гость понимает по-немецки, и вежливо, но быстро повлекли его к машине.

Роман понял, что его старый друг запугал добрых бюргеров до полусмерти. Но получить какие-либо сведения в дороге ему не удалось. Усаженный на заднее сиденье мини-вэна, он под грозовые сполохи мигалки пронесся через самые красивые улицы Берлина и вскоре оказался во дворе мрачного серого строения явно домодерновой архитектуры.

– Похоже, строили еще при геноссе Гиммлере? – с любознательностью туриста обратился он к герру Миллеру, старшему в связке.

– Да, – односложно уронил тот. – Нам туда.

Роман вздохнул и, сопровождаемый по пятам обоими геррами, двинулся в предупредительно открытую одним из них дверь.

Пройдя блистающими чистотой коридорами совсем немного, он оказался в просторном кабинете, где его со странным выражением на лице приветствовал пожилой долговязый полковник.

– Рад вас видеть, господин Могозофф, – протянул он ему жилистую руку. – Полковник Кирш.

– Очень приятно, – пробормотал Роман.

– Прошу вас, – указал Кирш на кресло.

Роман сел, сбитый с толку тем странным напряжением, с каким продолжал таращиться на него хозяин кабинета.

– Спасибо, что прилетели, господин Морозов, – усевшись за стол, с несколько натянутым пафосом произнес Кирш.

– Ну что вы, – возразил Роман. – Это мой долг.

– Да, да, – покивал полковник. – Да, да.

Он быстро переглянулся с обоими геррами, присевшими сбоку от Романа.

Роман почувствовал себя неуютно. Эти тревожные взгляды невольно начинали внушать тревогу и ему. Возникало чувство, будто его пребывание здесь ассоциируется у принимающей стороны с какой-то неведомой и оттого вдвойне опасной загадкой.

Но почему, недоумевал Роман. Кажется, он прибыл сюда из ведомства, находящегося хоть и во враждебном блоке, но относящегося к законному государственному аппарату, и вправе рассчитывать на то, что его будут воспринимать здесь как коллегу, а не как перебежчика или, чего доброго, шпиона.

Конечно, репутация ГРУ еще со времен «холодной войны» заслуживала того, чтобы относиться к нему и к его сотрудникам с известной долей недоверия. Но опасаться человека, прибывшего с желанием помочь, – нонсенс. Ведь это то же самое, что опасаться сапера, который прибыл обезвредить мину.

А может, подумал вдруг Роман, они считают, что мы с Крохиным заодно? Ведь он тоже – наш, пусть и бывший. И кто знает, что там эти русские задумали…

Он повнимательнее присмотрелся к полковнику и, когда тот снова нырнул глазами вбок, понял, что недалек от истины.

Это открытие его сильно развеселило.

«Знал бы Слепцов, – подумал Роман, – как здесь к нам относятся, не бросался бы с юношеским пылом громкими словами. А то престиж управления да престиж страны! А нас тут как не любили, так и не любят, а уж бояться и вовсе никогда не перестанут, спасай их не спасай. И надо было мне возвращаться из Венесуэлы? Не мог придумать что-нибудь и задержаться еще на недельку…»

– Кофе, господин Морозов? – предложил Кирш. – Или водки?

Он оскалил нижние искусственные зубы, давая понять, что отлично разбирается в повадках русских.

– Давайте к делу, господин полковник, – сухо сказал Роман.

Он вдруг ощутил на себе бремя того самого престижа, о котором толковал Слепцов, и решил, что если и ударит в грязь лицом, то только не своим. К тому же известно, каков казенный кофе и какова немецкая водка.

– Хорошо, – согласился Кирш, запоздало стирая с лица улыбку. – Давайте к делу.

Он сцепил руки перед собой и внимательно глянул на Романа.

– Скажите, – сурово спросил он, – как давно вы знакомы с господином Гольцем?

– Вы хотели сказать, с Крохиным? – уточнил Роман.

– Пусть будет так, – кивнул Кирш.

– Достаточно давно, чтобы узнать его всесторонне.

– Ага, – негромко воскликнул Кирш.

Он переглянулся со своими помощниками. Должно быть, то, что Роман не стал называть дату их знакомства с Крохиным, подтвердило тайные опасения полковника.

Эти переглядки начинали Романа раздражать, но он решил не показывать вида. Посмотрим, что вы дальше запоете.

– И что же вы можете о нем сказать? – вкрадчиво спросил Кирш.

Похоже, он решил, что вот-вот уличит гостя в том, в чем подозревал его с самого начала.

– Ничего хорошего, – пожал плечами Роман. – Негодяй, каких мало. Не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели. Если понадобится уничтожить миллион человек, уничтожит и глазом не моргнет.

– Ага! – снова воскликнул Кирш.

Но на этот раз в его голосе прозвучала растерянность. Резкость заявлений Романа заметно обескуражила его. Как видно, такой прямоты он не ожидал. Мало того, что Роман подобными высказываниями как бы отметал саму возможность своего сотрудничества с таким человеком, он еще и возводил исходящую от него опасность в некую запредельную степень.