Вячеслав Денисов - Убийство с отягчающими

Капитан перевел взгляд на «Волгу». Со стороны водителя медленно поднималось стекло.

На разрешающий сигнал светофора на Большой Дмитровке близ Совета Федерации двинулись все автомобили, кроме тех, что стояли на второй полосе движения. Во главе этой импровизированной колонны располагалась «Мазда» желтого цвета. За ней застыл джип «Паджеро» с хрустальными фарами. А за ним стоял баснословно дорогой «БМВ», на капоте которого лежал, демонстрируя темному небу золотую цепь с огромным медальоном, круглоголовый парень. Весу в нем было никак не меньше ста двадцати килограммов, и водитель «БМВ» уже подсчитывал, с какой суммой расстанется его страховая компания.

Когда мимо этого архитектурного ансамбля проезжал синий «Фольксваген», женщина на пассажирском сиденье вцепилась в руку водителя.

– Это же ваша «Волга»!

– Какая?

– Ну, эта, из которой бугай вылетел! Смотри – «М», потом – 984, потом – «РН»! И флажок вместо номера региона! Это же ваша «Волга»!

– Не наша.

– Да ты на ней меня с дочерью к матери в Химки возил!!

– Не на-ша, – еще тише возразил водитель.

– Да ты почему такой упрямый?! Ваша «Волга», я тебе говорю!

– Смотри – Дед Мороз по улице ходит! Смешной он какой, право…

Женщина посмотрела, нашла указанный объект и успокоилась. Завязав разговор с девушкой, сидящей на заднем сиденье, она стала рассказывать ей о том, что нынче носят пастельные тона, а стиль склоняется к концу восьмидесятых. Завтра в Большом дают «Аиду». А вот с курсовой нужно поднажать. В том виде, в каком она есть, курсовая выглядит примитивно.

Набрав на трубке номер, мужчина за рулем некоторое время выжидал, а когда услышал знакомый голос, поинтересовался:

– Иван Дмитриевич, ты сейчас где?

– По Дмитровке еду.

– В чем? – смущаясь за глупо трансформированный вопрос, спросил водитель и скосил взгляд на жену.

– Ну… вы даете, Егор Викторович!.. Я могу поболтать, конечно, но тут дело есть одно…

– На машине на какой?!

– А, понял. Извините. «ГАЗ-3110». «Волга». А что?

– Надеюсь, номер он не запомнил.

– Только не говорите, что сейчас за рулем «БМВ» сидите.

– Если бы… – вздохнул водитель и отключил связь.

И Кряжин был вынужден снова выключить передачу и остановиться в потоке машин. Москва. Вечер. Попроси любого москвича произнести третье слово, которое будет ассоциироваться с этими двумя, он обязательно скажет: «Пробки».

Не выпуская из виду «Вольво», Кряжин стал смотреть то в зеркало, разглядывая капитанов в затонированной «девятке», то вправо, где деваха в мехах что-то шептала парнише в черном пальто и белой рубашке-апаш, то влево.

Слева картина была менее прозаична. В полумраке салона светлой иномарки, за наполовину затонированным стеклом, сидел некто в форме. Фуражка его лежала где-то на сиденье, и из атрибутов принадлежности к властным структурам были лишь погоны да едва просматриваемые через стекло петлицы.

«Прапорщик, – подумал советник, с иронией разглядывая его правый погон. – Просвета на погоне нет, звездочка маленькая. Непременно прапорщик. Вторая звездочка где-то потерялась. Зато на «Шевроле»… Неопрятный прапорщик на «Шевроле». Хотелось бы узнать род войск, где такое возможно».

Стекло со стороны прапорщика стало опускаться, и, пока оно опускалось все ниже и ниже, он открыл рот и высыпал на мостовую с полпригоршни шелухи от семечек.

«Абсолютно по-свински настроенный неопрятный прапорщик на «Шевроле», – переиначил формулировку Кряжин и вдруг замер.

Стекло, опустившись до отказа, стало подниматься вверх…

И за ним скрылся правый погон младшего лейтенанта…

Просвет, невидимый через тонировку стекла, стал очевиден, когда стекло опустилось.

– Черт побери… – прохрипел следователь. – Это что получается?..

Уставившись в лобовое стекло невидящим взглядом, он едва не пропустил момент, когда нужно трогать с места.

– Не может быть!.. Этого не может быть! Черт меня побери!..

Его последние слова грохотом прошлись по тесному салону машины и едва не оглушили его самого.

Машина тронулась, и Кряжин снова увидел перед собой оригинальные задние фонари шведского авто.

«Вольво» перестроился в левый ряд и включил указатель поворота. Именно так, а не наоборот, как требуют правила дорожного движения. Сидельников увидел это, но уже не успевал. Рискуя получить удар в бок от догнавшего его джипа, чуть приотставшего из-за сумятицы на светофоре, Кряжин повел «Волгу» вслед за «шведом».

Телефонная связь муровца и «важняка» находилась в постоянной работе, и теперь из-за невозможности делать несколько дел сразу советник нацепил на ухо переговорное устройство, а сам телефон подключил к гнезду автосвязи.

– Разворачивайся и догоняй, – приказал Кряжин и развернул машину на сто восемьдесят градусов прямо посреди Страстного бульвара. Москва давно привыкла к агрессивному вождению на своих улицах, но такое откровенное хамство она видела редко. Водитель «Вольво», судя по его маневрам, уже понял, что его ведут, и теперь предпринимал все усилия для того, чтобы оторваться. Сомнения следователя относительно его фамилии стали понемногу исчезать. Но какая-то часть все-таки оставалась. Не исключено, что «Вольво» вел какой-нибудь вор в законе, только что натворивший очередных дел, или банальный угонщик.

Обе машины капитаны нагнали лишь в районе театра Пушкина.

– Видишь нас? – спросил Кряжин, сам разглядев в зеркало «девятку», пристроившуюся сзади.

– Не пора ли брать? – вежливо осведомился Сидельников. – Мы два раза его чуть не потеряли. Он сейчас рванет по тротуару и оставит нас в пробке!

– До Никитских ворот не оставит, – просчитав маршрут, возразил Кряжин. – Но когда мы застрянем на пересечении с Никитской, тебе придется пересесть.

– Я понял, – сказал опер. – Я понял, Иван Дмитриевич…

На Никитской движение встало. Все полосы в обоих направлениях застыли, напоминая железнодорожные составы на перегоне, и лишь сотни пучков дыма, вырывающихся из-под бамперов, свидетельствовали о том, что, едва светофором будет дана команда «старт», они тут же, сбиваясь в кучу, тронутся с места.

Кряжин видел, как вдоль его полосы откуда-то из глубины, с «хвоста состава», бежал высокий человек в кожаной куртке. Поравнявшись с «Вольво», он потянул ручку пассажирской дверцы на себя.

Кряжин видел – не получилось. Водитель шведской иномарки гостей не ждал. Более того, он противился проникновению в свою машину посторонних лиц.

Кряжин видел – Сидельников дернул сильнее.

Когда у опера снова не вышло, он не торопясь вынул из-за пояса что-то тяжелое, поместил в правую руку и ударил предметом по стеклу.