Вячеслав Денисов - Презумпция виновности

– Я устал, – сказал он сам себе, выйдя из забегаловки и бредя по тротуару. – Я больше не могу так жить… Конечно, правильнее было бы быть мужчиной до конца и сражаться за себя… Но чем дольше я поступаю как мужчина, тем больше происходит всего, что увеличивает мне срок…

Завернув за угол, он увидел белые стены областного Управления внутренних дел.

– Сержанта прострелило полчаса назад. Пусть делают мне смывы с рук и отправляют одежду на экспертизу… Если они найдут на тряпках хотя бы каплю ружейного масла, я своей рукой напишу явку с повинной. Пусть бьют… Зато не нужно будет бегать: есть камера с нарами, завтрак, обед и ужин. Я не пью, не наркоман, поэтому ломать от недостатка того или другого не будет. Потом, у меня за плечами срок… пять лет на зоне – не шутка. Как вести себя в «хате» и в лагере, знаю. А выбить из меня признание…

И Сашка, не обращая внимания на прохожих, длинно и витиевато выругался. С этой торжественной речью он и ступил на крыльцо здания ГУВД.

Вошел в дежурную часть, по-свойски облокотился на бортик у окна дежурного и постучал кулаком по стеклу.

– Эй, подполковник! Служивый! Товарищ мент!

Ему показали, что нужно нажимать и куда говорить. Он нажал и сказал:

– Пикулин Александр Николаевич, семьдесят второго года рождения, статья 148 [6]часть вторая, пять лет лишения свободы. Меня никто не спрашивал?

Через минуту он, с разбитой губой, уже находился на шконке, освещаемой тусклой лампочкой, и вдыхал порядком подзабытый запах «шубы» [7]. Губу он разбил себе сам, когда не вписался в проем двери камеры.

Странно, но спустились за ним только через полтора часа. На двери с лязгом отошел в сторону запор, она распахнулась, впуская более свежий воздух из дежурного помещания, и высокий, аккуратно стриженный парень, его одногодок, коротко бросил: «На выход, Пикулин».

Парня Сашка узнал сразу. Он был одним из тех, кто в спешке выбегал из его квартиры в тот день, когда он созванивался с Сопьяном. Значит, наверху и тот огромный мужик, и милиционер, который встречал его в прошлый раз в ГУВД, когда Сашка приходил с кейсом.

Тюремные привычки, как и школьные годы, не забываются. Это Сашка понял сразу, когда его повели по лестнице наверх. Наручников на нем не было, однако, к большому своему удивлению, Пикулин почувствовал, что руки он держит за спиной, хотя его к этому никто не понуждал.

В кабинете его ждали. Сидел тот, огромный, еще один, молодой, и мужчина в синем прокурорском кителе. На левом погоне его, видимом Пикулину, светилось четыре маленькие звездочки, и Сашка, напрягая память, вспомнил, что эти звезды соответствуют прокурорскому специальному званию «юрист 1-го класса». Другой, но с такими же погонами, выступал на процессе по Сашкиному делу в качестве государственного обвинителя и требовал для Пикулина у судьи восемь лет. Сашка по тому делу не наработал и на два условно, наверное, поэтому судья и дал пять.

Молодой сразу повел себя неадекватно – ринулся драться. Его урезонили, усадили на место, а Сашка задумался над тем, кем этот молодой человек приходится тому мертвецу на Столетова. Или же сейчас молодежь в милицию набирают такую, что она с первого дня службы ненавидит любых подозреваемых? Или же сержанты-«самострелы» с набережной уже успели телеграфировать об особой опасности разыскиваемого Пикулина?

– Садитесь, Пикулин, – предложил старший. На вид ему было лет сорок с небольшим, в висках у него пряталась седина, лоб высокий, морщины на нем неглубокие, подбородок волевой. Внешним видом на мента не похож, хотя и сидит в кабинете с вывеской: «Начальник отдела по раскрытию тяжких преступлений майор Желябин К.С.». Для майора уж слишком солидный вид, ему бы начальником этой богадельни трудиться, а не в пыльном кабинете тяжкие преступления раскрывать.

После короткого знакомства все встало на свои места, однако информация о том, что перед ним старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры страны, успокоения Пикулину не принесла.

Ему было велено рассказать все. Без обиняков велено, просто, без этих дурацких оперских заморочек, вводящих в заблуждение больше самих оперов, чем подозреваемых.

И он рассказал. Как посадил в свою машину клиента в кожаной куртке с норковым воротником, как последний прощался с какой-то женщиной, как довез клиента до «Полтинника» и подобрал там другого.

– Опишите второго, – попросил следователь, носящий фамилию Кряжин.

Сашка рассказал о пьяном пассажире все, что знал. Описал рост, одежду, ее цвет и материал (благо было время рассмотреть это при свете), не забыл упомянуть и об истории с бутылкой.

– А как выглядел первый?

Сашка признался, что видел лишь кожу на его куртке и мех на ее воротнике. Во время поездки клиент все время сидел сзади, так что его не было видно в зеркало. В конце поездки он рассчитывался не в машине, а выйдя из нее, через окошко, так что рассмотреть его опять не представилось возможным. Помнит только голос, на голоса у Сашки память хорошая. В армии служил в войсках связи, по шуму двигателя умеет определять дефекты, а с людьми разговаривать привык через плечо. Поэтому слух помогает ему в отсутствие зрения. Закон биологии. Слепые слышат лучше обычных людей, а глухие лучше видят.

– Вы были в квартире на Столетова, – это был уже не вопрос, это было утверждение, и Сашка не стал противиться. К чему навлекать на себя лишние проблемы, если он все равно оставил подле мертвеца что-то, указывающее на то, что он там был?

– Да, я заходил в квартиру. Я собирался вернуть клиенту вещь, которую он оставил у меня в машине. Чужого мне не нужно, а ждать, пока клиент протрезвеет и начнет искать то, что утерял по пьяни, – это лишние для меня хлопоты. Один звонок в таксопарк и упоминание номера моей машины – и я на улице. Илюшин в таких случаях всегда делает вид, что очищает вверенный ему участок от грязи.

– Вы, кажется, умный человек, – произнес следователь Кряжин.

– Да, читал много в детстве, но не воспринял, – признался Сашка, вопросительно поглядывая на пачку сигарет. – Колобок, братец Иванушка, волк с хвостом в проруби… У нас детей с рождения учат быть идиотами. Почему в Италии самая мощная организованная преступность? Потому что там дети с пеленок читают о войнах группировок Буратино и Карабаса и мошеннике Чипполино. Я хочу сказать вам, Иван Дмитриевич… Не убивал я этого мужика на Столетова! Не у-би-вал! Кстати, если вам сообщат, что я на набережной стрелял в группу немедленного реагирования, тоже не верьте. Сержант, тот, что рыжий, подстрелил своего коллегу, того, что старший сержант. Если поищете, найдете гильзу. Она будет лежать не справа по ходу моего движения, а слева, что означает лишь одно: выстрел производился в мою сторону, а не в сержантскую.